— Ты не против, дорогой, если я останусь у тети Джанет на эту ночь? Тетя очень расстроена и нервозна; когда я предложила прийти к ней на ночь, она так и ухватилась за меня — с криком облегчения.

Вот поэтому я, поужинав с воеводой, отправился в мою прежнюю комнату, выходившую в сад, и рано лег.

Я был разбужен незадолго до рассвета появлением в замке монаха-воина Теофрастоса, известного бегуна, доставившего срочное послание мне. Это было письмо, врученное ему Руком. Наш адмирал предупредил его, что он должен вручить письмо лично мне и никому другому, разыскав меня, где бы я ни был. Когда он прибыл в Плазак, я уже улетел оттуда на аэроплане, и ему пришлось возвращаться в Виссарион.

Прочтя в отчете Рука о чудовищном поведении Эрнста Мелтона, я рассердился, как никогда. А ведь я всегда презирал его. Но это было уже слишком. Однако я оценил мудрый совет Рука и в одиночестве отправился на прогулку, чтобы обуздать гнев и вновь обрести самообладание. Аэроплан «Тьюта» по-прежнему стоял на башне, я поднялся туда и в одиночку взлетел.

Преодолев сотню миль по воздуху, я почувствовал себя лучше. Освежающий ветер и бодрящее движение помогли мне восстановить равновесие, и я уже ощущал в себе силы, чтобы справиться с мистером Эрнстом и любыми огорчениями, которые могут возникнуть, не теряя при этом выдержки. Поскольку Тьюта считала, что лучше не вспоминать об оскорблении, нанесенном ей Эрнстом, мне не следовало заговаривать об этом; но все равно я решил избавиться от хама еще до наступления вечера.

Позавтракав, я послал ему со слугой записку, сообщавшую, что иду к нему, и последовал за посыльным.

Он был в шелковой пижаме, такой, в какую даже Соломон, при всем его величии, не облачался. Я закрыл за собой дверь, прежде чем заговорил. Он слушал вначале с удивлением, затем обнаружил замешательство, затем разозлился, а под конец съежился, как побитый щенок. Я считал, что пришла пора объясниться начистоту. Наглый тупица, намеренно оскорбляющий всех вокруг, — ведь если выходки его происходили от полного невежества, ему следовало замолкнуть, его надлежало принудить к этому, как современное подобие Калибана[112], — он не заслуживал ни жалости, ни милосердия. Проявлять и к нему добрые чувства, терпимость, кротость означало бы ущемить в этом других в нашем мире, не принеся никому пользы. Поэтому, насколько помню, я сказал ему вот что:

— Эрнст, тебе, как ты говоришь, надо удалиться, и как можно скорее; надеюсь, ты понимаешь, о чем я. Осмелюсь заметить, ты считаешь, что попал в страну варваров и что напрасно растрачиваешь свои тонкие наблюдения, адресуясь к здешним обитателям. Может быть, и так. Без сомнения, земля эта груба, горцы, возможно, являют собой людей ледникового периода; но, насколько я могу судить по некоторым твоим подвигам — а я знаю пока лишь о малой их толике, — ты представляешь собой эпоху куда более отдаленную. Ты демонстрируешь нашему народу игривость ящера; синегорцы же, как бы грубы они ни были, уже выбрались из первозданного ила и стремятся вести себя прилично. Они, возможно, грубы, примитивны, возможно, варвары, если тебе так хочется, однако они не настолько низки, чтобы принять твою мораль и твои вкусы. Мой дорогой кузен, твоя жизнь здесь далека от безопасной! Мне говорили, что вчера только благодаря тому, что некоторые обиженные горцы сдержались — впрочем, причина их усилий над собой не в твоей персоне, — тебе не снесли голову. Еще день твоего неописуемого присутствия здесь — и сдержанность горцев исчезнет бесследно. Они возмутятся. Я сам здесь приезжий и настолько недавно приехал сюда, что не могу допустить этого. А поэтому я не задерживаю тебя. Поверь мне, мой дорогой кузен Эрнст Роджер Хэлбард Мелтон из Хамкрофта, графство Сэлоп, что я безутешен по причине твоего решения незамедлительно отбыть, но я не могу не видеть мудрости этого решения. Сейчас разговор идет между нами, и когда ты уедешь — если это будет незамедлительно, — ропот стихнет, все замолчат ради чести дома, в котором ты гость; но если из-за твоего промедления возникнет скандал, ты — живой или мертвый — станешь посмешищем в глазах всей Европы. Учитывая все это и предвосхищая твои пожелания, я приказал, чтобы быстрая моторная яхта доставила тебя в Анкону или любой иной порт по твоему выбору. Яхта будет под командой капитана Десмонда, капитана с одного из наших боевых кораблей, человека решительного, который выполнит любое данное ему указание. А значит, ты в безопасности достигнешь Италии. Подчиненные капитана Десмонда позаботятся о купе в поезде, который доставит тебя во Флашинг, и о каюте на пароходе, следующем до Квинзборо. Мой человек будет при тебе в поезде и на пароходе и проследит, чтобы все твои пожелания относительно пищи и удобств были удовлетворены. Конечно же, ты понимаешь, мой дорогой кузен, что ты мой гость, пока не прибудешь в Лондон. Я не попрошу Рука сопровождать тебя, потому что решение, чтобы он тебя встречал, было ошибкой. Ты подвергался опасности, о которой я и не подозревал, — излишней опасности. Уверяю тебя, это так. Но, к счастью, адмирал Рук, пусть человек и больших страстей, умеет прекрасно владеть собой.