Воеводина, несомненно желая, Ваша честь, добавить великолепия церемонии, облачилась в одеяние, которое весь народ теперь полюбил и принял как торжественное убранство. Она облачилась в саван. Нас всех, наблюдавших за церемонией встречи, глубоко тронул этот ее выбор. Но мистеру Мелтону, казалось, было все равно. Когда он только приближался к дверям и был за несколько ярдов от нее, она опустилась на колени. Он же остановился, повернулся к лакею, чтобы сказать тому что-то, вставил монокль в глаз и огляделся. Не посмотрел он только в сторону господарки, которая стояла на коленях и ждала момента, чтобы сказать ему: «Добро пожаловать». В глазах горцев, которые были в поле моего зрения, я заметил растущую враждебность к гостю. И тогда, надеясь воспрепятствовать открытому ее проявлению, что, как я знал, повредило бы и Вашей чести, и воеводине, я сурово нахмурился и посмотрел прямо в глаза горцам. Они поняли меня, потому что на какое-то время вновь обрели свое величавое спокойствие. Воеводина, должен сказать, выдержала испытание с честью. Ни один смертный не разглядел бы у нее на лице и намека на огорчение или хотя бы удивление. Мистер Мелтон так долго стоял, оглядываясь вокруг, что я и сам сумел успокоиться. Наконец он, казалось, вспомнил, что кто-то ждет его, и, не торопясь, двинулся вперед. Его манеры были столь оскорбительны — обратите внимание, не намеренно оскорбительны, — что горцы начали тихонько продвигаться ко входу. Когда он приблизился к воеводине и она протянула свою руку, чтобы взять его, он подал в ответ только палец! Я слышал, как глотнули воздух горцы, теперь окружавшие меня, а ведь я и сам подошел ко входу. Я решил, что лучше держаться поближе к Вашему гостю, как бы с ним ничего не случилось. Воеводина по-прежнему не теряла самообладания. Поднеся протянутый ей гостем палец к губам с таким видом, будто это была королевская рука, она склонила голову и приложилась к нему. Совершив все, что диктовал обычай, она уже собиралась встать, как гость порылся в кармане, достал соверен и предложил ей. Лакей протянул было руку, чтобы отвести хозяйскую руку назад, но опоздал. Я уверен, Ваша честь, что это было непреднамеренное оскорбление. Он, несомненно, думал, что оказывает некую любезность, вроде той, когда в английском доме дают «чаевые» домоправительнице. Однако же для женщины положения Вашей жены это действительно было оскорбление, явное и недвусмысленное. Точно так же восприняли происходившее горцы и, как один, выхватили кинжалы. На какой-то миг сама воеводина утратила хладнокровие, ее лицо стало пунцовым, звезды в ее глазах зажглись багровым огнем, и она вскочила на ноги. Но тут же овладела собой и, как казалось, подавила свой справедливый гнев. Она смиренно взяла руку гостя, подняла ее — Вы же знаете, какая воеводина сильная, — и переступила с ним порог, произнеся при этом:

— Добро пожаловать, родич моего мужа, в дом отца моего, а теперь и дом моего мужа. Оба они сожалели, что обязанности заставили их на время отлучиться, и поэтому они не смогли вместе со мной приветствовать вас.