– Нет, мам…

– Все, Екатерина! Хватит спорить! Еще спасибо скажи, что хоть такая работа для тебя нашлась! Тем более это ненадолго. Когда где-нибудь место приличное освободится, я тебя сразу приткну.

– А может… Может, мне лучше подождать, мам? Ну чего я в этом детдоме делать буду?

– Работать будешь, как все. Ты думаешь, легко это, в нашем безработном городе приличное место найти? Да если б ты знала, чего мне это будет стоить… И трех дней не пройдет, как директор детдома прибежит ко мне просить за кого-нибудь! Уж я-то эту братию знаю…

– Ну хорошо. Я попробую как-то подготовиться, что ли… Может, литературу какую поищу… Сколько у меня времени есть?

– Да нисколько. Завтра уже на работу выходить надо. Директор детдома будет тебя ждать к девяти часам.

– Как? Уже завтра?!

– Ну да… Сейчас вот заготовки сделаем, и спать пораньше ложись. А завтра на свежую голову и пойдешь. И не бойся – никто тебя там не съест. Пусть только попробуют…

Хорошо сказать – пойдешь на свежую голову. Где ж ее взять, эту свежую голову после бессонной ночи? Нет, и правда, как это маме в голову такое взбрело – психологом в детдом… И никуда не денешься, надо идти, раз она уже договорилась. Не объявлять же лежачую домашнюю забастовку.

Она хорошо знала это старинной купеческой постройки здание на краю города – Егорьевский детдом. Знала, но никогда не думала, что ее вдруг туда занесет. Раньше, когда случалось проходить мимо, лишь взглядывала с опасливым интересом через жидкую изгородь – каково оно там? – и не более того. Да и за изгородью тоже ничего особенного не наблюдалось – крыльцо большое каменное, вывеска на железных дверях с белыми буквами на красном фоне, клумбы с чахлыми астрами и настурциями. Скамейки какие-то.

Помнится, учились в их классе две девочки из детдома. Обычные, в общем, девочки. Держались сами по себе, ни с кем особо не дружили. Да и к ним никто с дружбой не навязывался. Скорее, их сторонились после одной не хорошей истории, когда у классной руководительницы, физички Елены Семеновны, вдруг пропал кошелек из сумки. Нет, никто никого за руку не схватил, конечно, но все почему-то были уверены, чьих это рук дело. Просто сама по себе явилась такая брезгливая уверенность, на том и дело кончилось. И сама Елена Семеновна рукой махнула – денег-то в кошельке немного совсем было. Интересно, что потом с этими девочками стало? Надо будет порасспросить потом у бывших одноклассников…

Нет, не хотелось в это утро идти в детдом, хоть убей. Отчего-то наполнилась душа непонятным страхом, почти мистическим. Даже само старинное красивое здание Егорьевского детдома представлялось теперь не чем иным, как убогим сиротским приютом, вместилищем вселенских грехов и страданий. И в голову лезли всякие ужасные картинки – огромные спальни с серыми солдатскими одеялами на железных кроватях, бледные лица детей, суровые воспитательницы с лицами-держимордами. А еще – запах кипяченого молока, отталкивающийся от мертвенно-белых кухонных стен и ползущий казенной убогостью по коридорам. Она даже замедлила шаг, пытаясь унять противную внутреннюю дрожь. Но, взглянув на часы, снова заторопилась. Уже без пяти девять. Как бы то ни было, а опаздывать нехорошо. А вот и она, жидкая деревянная изгородь. Калитка открытая. Посыпанная гравием широкая дорожка к крыльцу. Ну, господи благослови, не дай в обморок со страху упасть…