– Сколько тебе лет, Гум? – спросила она, ковыряя лопатой глину.

– Д-д-девятнадцать, Полли.

– Почему ты пошла в армию?

– Мне велела Герцогиня.

Вот почему с Гум мало кто общался.

– Гум, ты ведь знаешь, что надевать мужскую одежду – Мерзость?

– Спасибо, что напомнила, Полли, – ответила та без тени иронии. – Но Герцогиня сказала: что бы мне ни пришлось сделать, пока я буду выполнять свою миссию, это не сочтут Мерзостью.

– Миссию, – повторила Полли, стараясь говорить добродушно. – И что это миссия?

– Я должна возглавить армию, – ответила Гум.

У Полли волосы встали дыбом.

– Что? – переспросила она.

– Герцогиня сошла с портрета, когда я спала, и велела немедленно отправляться в Кнек, – сказала Гум. – Матушка обратилась ко мне, Оззи. Она руководила мной. Направляла мои шаги. Она вывела меня из постыдного рабства. Разве это может быть Мерзостью?

У нее меч, подумала Полли. И лопата. Нужно быть осторожнее.

– Как интересно… – выговорила она.

– Э… должна тебе сказать… я… никогда не знала такой любви и духа товарищества, – искренне продолжала Гум. – Это самые счастливые дни моей жизни. Вы все так тепло, так заботливо ко мне относитесь… Матушка ведет меня. Она ведет нас всех, Оззи. Ты тоже в это веришь, правда?

В лунном свете виднелись дорожки слез на грязных щеках Гум.

– Э… – сказала Полли, изо всех сил пытаясь избегнуть лжи. Наконец она нашла способ увильнуть. – Ты ведь знаешь, что я ищу брата?

– Да, и Герцогиня считает, что это делает тебе честь, – немедленно ответила Гум.

– Ладно, ладно, я пошла на войну в том числе и ради «Герцогини», – сказала Полли, чувствуя отвращение к себе. – Я все время о ней думаю.

Что было правдой – если не уточнять.

– Я так рада это слышать, Оззи! Ведь я думала, что ты утратила веру! – воскликнула Гум. – Но ты говоришь так твердо. Давай преклоним колени и…

– Гум, ты стоишь в чужой могиле, – напомнила Полли. – Всему свое время и место. Лучше пойдем к остальным.

Самые счастливые дни в своей жизни эта девочка провела, пробираясь по лесу, копая могилы и стараясь не попадаться на глаза солдатам с обеих сторон? Полли, к сожалению, задавала вопросы, даже когда совершенно не желала слышать ответы.

– И… Герцогиня до сих пор с тобой говорит? – уточнила она, пока они шли в потемках.

– Да. Она явилась мне, когда мы ночевали в казарме в Плотце, – ответила Гум. – Она сказала, что все идет по плану.

Не спрашивай, не спрашивай, твердил внутренний голос, но Полли, следуя нездоровому любопытству, заставила его замолчать. Гум была славной девушкой… по-своему славной, хоть и жутковатой… но говорить с ней было все равно что сдирать корочку с ранки. Прекрасно знаешь, что там под ней, но все равно ковыряешь.

– А… что ты делала раньше? – спросила Полли.

Гум загнанно улыбнулась.

– Точнее, что делали со мной. В основном били.

В лощинке неподалеку от дороги кипел чай. Половина отряда стояла в дозоре. Всех пугала мысль о людях в черном, шныряющих вокруг лагеря.

– Хочешь пойла? – спросила Маникль, протягивая кружку. Несколько дней назад она бы сказала «сладкий чай с молоком». Пускай они не сумели сыграть свою роль безупречно, но тем не менее были полны решимости говорить «по-свойски».