Художник и власть. Какая власть, такой и художник. Это успокаивает. Но если какой художник, такая и власть, – это перебор.

Я никогда ничего для себя не просил и никогда не позволял своей вые (шее) принимать холуйскую позитуру перед вышестоящими, вышесидящими и даже вышележащими, что неоднократно наблюдал в фигурах самых оголтелых и знаковых оппозиционеров.

Всю жизнь я периодически левею не в ту сторону. Недавно журналисты меня спросили, какая у меня гражданская позиция. Я думаю, что гражданская позиция – это совестливость. А если совестливость отказывает, то яркая гражданская позиция проявляется на кухне или в Думе.

Сегодняшняя среднестатистическая личность соткана из мимикрии свободы, смешанных единоборств мировоззрений и гламурной религии. Патриотизм стал профессией – престижной и хорошо оплачиваемой. Свора патриотов (одних и тех же) со страниц разноцветных СМИ шастает на ТВ и обратно. Бесконечные барьеры с телеполемикой, где на пике очередной политической нужды, как из вольера, выпускают ненадолго что-нибудь типа Кургиняна, а потом стыдливо убирают до нового катаклизма. Телевизионные судороги патриотизма…

Я выборочно беспринципен. Беспринципность моя основана на убеждении, что могло быть хуже. Поэтому надо всеми силами держаться за то, что есть, если это не раздражает близких. Комфортность беспринципности во имя покоя. Для меня талантливая трусость гораздо милее бездарной смелости.

Всю хрестоматию довоенных лет, когда приезжали ночью машины и забирали людей, я помню. В 1936-м я год жил в поселке Сокол – меня отправили туда на всякий случай к русским друзьям.

Эмигрировавший в Америку Боря Сичкин потрясающе показывал Брежнева. Один в один. Боря был человек непредсказуемый. Когда кто-то представлял его на вечерах, он говорил: «А сейчас послушайте, как Ширвиндт пародирует Брежнева». Пленка с пародией Сичкина попала сюда и разошлась. Меня вызывали, и я клялся, что не умею показывать Брежнева.

Почти со всеми вождями нашей Родины я переобщался. Начал с того, что учился в одном классе (и до сих пор дружу) с сыном Хрущева, Сережей. Пил с Брежневым, шутил над Горбачевым – он на меня всегда смеялся.

После инаугурации Бориса Ельцина в Кремле мы с Державиным вели банкет. Собралась элита. Все поздравляли президента. Дошла очередь до Юры Никулина. Он рассказал анекдот. «Жена судовладельца показывала новый дом посреди Кракова. Трехэтажный, с большой лестницей наверх. В первом пролете сортир с серебряным унитазом. Во втором – с золотым. В третьем – с платиновым. Пришли коммунисты – она обосралась на лестнице». Это Никулин рассказал на инаугурации!

Вообще, когда нарушается привычный протокол партийного этикета, то президиум просыпается. Во время гастролей нашего театра в Киеве великому украинскому актеру Марьяну Крушельницкому вручали какую-то премию. Он вышел на сцену в бархатной куртке и, обращаясь к членам ЦК Компартии Украины, не менее бархатным голосом на чистом русском языке начал говорить что-то неординарное. «Я тронут, я взволнован…» – ЦК напрягся. И он закончил: «Да здравствует наше замечательное правительство и совершенно потрясающий ЦК!»