Джеймс мало что о нем знал. Его звали Петер Штих, и глаза у него всегда были красными.

А теперь он еще и спас Брайану жизнь.

Офицер службы безопасности хотел оттолкнуть его руку, но проследил за тем, куда указывает палец. За спиной Брайана — сутулясь, он все еще стоял у окна — приоткрылись ставни. В прожилках дерева на светлой древесине виднелись длинные, неровные коричневые полосы. Офицер подошел ближе, провел рукой по неструганому дереву и снова осмотрел пальцы Брайана. Резко развернувшись на каблуках, он выбежал из палаты — красноглазый даже отлетел в сторону.

Затем Брайану вкололи успокоительное, заменили дверцу ставней.

Полку на место так и не вернули.

Возобновились ночные перешептывания.

Дитер Шмидт был уверен, что оберфюрер Арно фон дер Лейен все знал о них и их планах на будущее. Он требовал принять соответствующие меры.

Но рябой Крёнер твердил, что впредь в палате убивать нельзя. Скоро их положение изменится. На войне союзникам сопутствовала удача. Может, война закончится, а они об этом не сразу узнают.

Если ликвидировать Арно фон дер Лейена, допросы буду длиться бесконечно. И он сам, и Ланкау знали, что такое допрос. Смолчать никому не удастся — и выйти на свободу тоже.

В том числе и им.

— Если захотите что-то узнать, ткните его в глаз, но не сильно, — постановил он. — Можете ущипнуть за язычок в гортани или потянуть посильнее за ухо. Но не оставляйте на его теле отметин. А еще следите, чтобы он никому не стукнул. Ясно?

В последующие ночи Брайан плакал и хрипел. Но им не удалось заставить его произнести ни слова. Симулянты растерялись. Джеймс ничего сделать не мог. Игра в кошки-мышки закончится — это он по своему опыту знал.

Крёнер выпячивал губу и переводил взгляд с Брайана на Джеймса:

— То ли сумасшедшие, то ли нет. Но раз они понимают, что мы их убьем, если они не будут благоразумны, мне совершенно плевать, что они там не понимают.

Тощий помотал головой:

— Говорю вам, Арно фон дер Лейену все известно! Почтальон потребует его убрать! Поверьте!

— Вот как! — удивился Крёнер. — И как же это произойдет? — язвительно спросил он. — При помощи телепатии?

Крёнер не улыбался. Почтальон напоминал призрака — со всеми вытекающими преимуществами.

— А тебе не кажется, что он давным-давно смылся? Не забыл ли он про своего маленького верного оруженосца? Да и зачем вам это, герр гауптштурмфюрер? Вам бы только евреев грабить, вы же просто глупец. Мы же все такие, верно?

— Погодите, сами увидите!

В глазах Дитера Шмидта мелькнула искра.

«„Дэвид Копперфилд“! Сегодня будет „Дэвид Копперфилд“!» Джеймс вдавил голову в подушку. В палате тихо. С первого знакомства в детстве Джеймс считал «Дэвида Копперфилда» главным произведением Диккенса. В памяти Джеймса остались Виктор Гюго, Свифт, Дефо, Эмиль Золя, Стивенсон, Киплинг и Александр Дюма. Но самый яркий след принадлежал Чарльзу Диккенсу и «Дэвиду Копперфилду».

После обеда, когда у медсестер было полно работы, в тишине и покое он вызывал в памяти утешительную историю.

А для этого нужен был покой. Его злейшими врагами стали растерянность и сбивчивые мысли. Таблетки — гадкий, содержащий хлор препарат — влияли на память сильнее, чем сеансы электрошоковой терапии.