Отвернувшись от него, Герхарт снова перевел взгляд на Андреа. Протянув к ней руку, он склонил голову набок. Ресницы склеились, рот трясся.

— Андреа, — сказал он, впервые произнеся ее имя.

Эмоции смешались, затем вновь разделились, из-за чего он то плакал, то смеялся.

— Дружочек мой! Что-то ты разволновался, — раздался за его спиной уверенный голос. По мере того как щекам Штиха возвращался цвет, он выпрямился и постепенно пришел в себя. — Смотри-ка, Герхарт, плеваться ты умеешь. Скоро ты успокоишься. Это я тебе обещаю. Отдашь мне пистолет, Андреа? — попросил он жену, протягивая руку. — Пора с этим заканчивать!

Молниеносно — могло показаться, что Андреа добровольно отдала Герхарту пистолет, — его рука вытянулась вперед и выхватила у нее оружие. Ни Андреа, ни ее муж не успели понять, что произошло. Затем Герхарт схватил ее за рукава и швырнул об стену с такой силой, что она упала — и больше не встала.

И наконец наружу прорвалась взаимная злоба. Без единого звука. Не осознавая толком, что произошло, Штих схватил Герхарта Пойкерта за горло исхудалыми, как у скелета, руками. Несмотря на годы, проведенные в апатии, Пойкерт вырвался и нанес Штиху жесткий удар в челюсть.

Больше старик сопротивляться не стал.

— Чего ты хочешь? — с трудом спросил Штих, когда Пойкерт толкнул его на стул. Было видно, что у него ныли руки, обмотанные ремнем. — Что тебе надо?

Пойкерт поднес руку к ноздре, откуда сочилась прозрачная жидкость, посмотрел на потолок, подождал, пока Штих откашляется, и успокоился сам. Штих долго его рассматривал. Когда Штих собирался заговорить, Герхарт нагнулся и поднял с пола пистолет, лежавший у него в ногах.

Герхарт вздохнул. Хоть он и пытался, с его губ не сорвалось ни слова. Он хотел попросить старика снова назвать имя. Не Арно фон дер Лейен, а то, другое. То, над которым Штих смеялся.

И оно всплыло само по себе.

Брайан Андервуд Скотт.

Встав, Герхарт вдруг ударил старика рукояткой пистолета — так, что тот покатился по полу. Затем он опять сел и попытался пересчитать гипсовые розетки на потолке. С каждой попыткой имя звучало все отчетливее. Наконец он опустил взгляд и задумался. Потом пошел на кухню и выдвинул несколько ящиков. Найдя то, что искал, он заботливо потушил за собой свет и ушел в конец прихожей. Открыв узкий шкаф, он скатал из найденной фольги большой шар.

Он скрутил предохранитель с щитка, выключил главный рубильник и снова включил, предварительно поместив комок фольги на место предохранителя.

Старик еще лежал на полу, когда Герхарт выдрал провод из патрона лампы секретера. Затем он разделил два провода — без изоляции — и вновь вставил вилку в розетку. Старик застонал, когда его опять усадили на стул. Они долго смотрели друг другу в глаза. У Штиха они были красные — как тогда в госпитале, когда он не закрывал их под душем.

Но страха в них не было.

Петер Штих внимательно посмотрел сначала на пистолет, а потом на провода, которые ему протянул Герхарт. Замотав головой, он отвернулся. Получив пару ударов в грудь, он лишился сил, необходимых для того, чтобы сопротивляться. Герхарт всучил ему в руки провода. Кожа на ладонях была нежная. Носком ботинка он дотянулся до бакелитового рубильника на стене. Раздался слабый треск. Едва старика ударило током, он выронил провод. Герхарт отключил электричество, снова впихнул провода в кулаки Штиха и повторил всю процедуру. На пятый раз старик захрипел и, потеряв сознание, повалился на пол, прерывисто дыша.