Прежде чем совсем закрыть лицо, он еще раз обернулся к карете и, к своему удивлению, увидел, что Кольхаун все еще сидит верхом на лошади. Поборов в себе антипатию к этому человеку, незнакомец еще раз настойчиво повторил:

— Если вы немедленно не войдете в карету, вы погибнете.

На этот раз Кольхаун повиновался: признаки надвигающейся бури были слишком очевидны. С показной медлительностью он спустился с седла и забрался в карету, под защиту плотно натянутых занавесок.

.  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  . 

Что произошло дальше, с трудом поддается описанию. Никто не видел зрелища разыгравшейся стихии, так как никто не смел взглянуть на него. Но если бы кто-нибудь и осмелился, то все равно ничего бы не увидел.

Через пять минут после того, как окутали головы мулов, караван очутился в непроглядной тьме.

Путешественники видели лишь самое начало урагана. Один из надвигавшихся смерчей, натолкнувшись на фургоны, как бы рассыпался и наполнил воздух густой черной пылью. Затем обдало горячим воздухом, точно из жерла домны. Вслед за этим со свистом и воем подул порывистый ветер, неся леденящий холод. Ничего больше не было видно, ничего не было слышно, кроме свиста ветра, его глухого рева и громыхания о навесы фургонов. Мулы стояли совсем притихшие. Слабые голоса людей терялись среди воплей урагана. Воздух был весь насыщен мельчайшей черной пылью, поднятой бушующим ветром с выжженной прерии.

Около часа носились в воздухе черные клубы пепла. Около часа сидели наши путешественники, как затворники, не смея даже выглянуть наружу.

Наконец они были освобождены. Около самых занавесок кареты раздался голос незнакомца.

— Вы можете выйти, — сказал он, отбрасывая креповый шарф со своего лица. — Буря еще не прекратилась, она будет длиться два-три дня, но больше вам нечего бояться. Пепел весь сметен. Он уже пронесся вперед, и вряд ли вы настигнете его по эту сторону Рио-Гранде.

— Сэр, — сказал плантатор, поспешно выходя из кареты, — мы вам обязаны…

— …жизнью! — подхватил Генри мысль отца. — Не откажите, пожалуйста, назвать нам ваше имя.

— Морис Джеральд, — ответил незнакомец. — Хотя в форту меня больше знают как Мориса-мустангера[10].

— Мустангер! — презрительно пробормотал Кольхаун, но так тихо, что услышать его могла лишь Луиза.

«Всего лишь мустангер», — подумал аристократ Пойндекстер, несколько разочарованный этим признанием.

— Теперь я вам больше не нужен. Вы найдете дорогу и без меня, — сказал охотник за дикими лошадьми. — Кипарис виден, держите прямо на него. Перейдя реку, вы увидите флаг, развевающийся над фортом. Вы успеете, закончить путешествие еще до наступления темноты. Я же вынужден оставить вас и распрощаться.

Однако ни странный вид лица, покрытого черным пеплом, ни признание о скромном занятии не могли умалить обаяние незнакомца в глазах Луизы Пойндекстер.

По холмистой прерии, там, где Рио-де-Нуэсес[11] собирает свои воды из сотни притоков и ручейков, разбросаны, словно островки, дубовые и ореховые рощи.