— Ну, — сказал первый из них. — Где тут бомба? Давайте скорее обезвреживать, а то нам еще на один объект надо.

Первый солдат начал путано объяснять саперу ситуацию, а второй тем временем побежал за ящиком.

— Да-а-а-а, — протянул сапер печально, когда уяснил суть происшедшего. — А я-то думал, что сейчас обезвреживание произведем. Два дня выходных бы получили.

Тут он посмотрел на ящик с надбитыми бутылками, который был вытащен на свет божий вторым солдатом, после чего явно принял какое-то решение.

— Всем слушать сюда! — скомандовал сапер. — Перед нами подозрительный объект, который должен быть уничтожен.

Сторож умоляюще замычал.

— Ввиду близости к объекту школьного здания, — продолжал сапер, не обращая на сторожа ни малейшего внимания, — объект должен быть вывезен на полигон, где и будет произведено его уничтожение. Вы все, — тут он кивнул солдатам и нам, — получите благодарности за обнаруженное взрывное устройство. Вот мои координаты и телефоны, — он дал первому солдату какую-то бумажку, — я все подтвержу вашему начальству. Все ребята. Удачи. Благодарю за службу!

С этими словами саперы подхватили ящик и затащили его в машину, по-прежнему не обращая внимания на сторожа, который умоляюще протягивал к ним руки.

— Э-э-э-э, служивый, — промычал сторож, но машина завелась и уехала, обдав нас водой из лужи.

— А ты, папаша, лучше бы молчал, — ласково сказал ему сержант. — Если бы не сапер, ты не только с работы полетел, а сразу в кутузку угодил бы за нарушение опечатанного помещения. Слышь, Димон, — обратился он к своему напарнику, — давай начальству по рации сообщай, что мы, — тут он посмотрел на нас, — с помощью двух отважных школьников обнаружили взрывное устройство, которое быстро было обезврежено благодаря нашим четким и умелым действиям.

— Дык, — снова начал было сторож, но сержант ему быстро сказал, поигрывая автоматом: — Слышь, папаша, ты бы не отсвечивал тут. А то вдруг случится самопроизвольное срабатывание боевого оружия. Сам виноват, нефига было в подвал опечатанный лазить. Шуруй отсюда, чтобы я тебя больше не видел.

Сторож скривился и отправился куда-то в сторону входа. Мне его даже жалко стало.

Уф-ф-ф. Утомился я это все записывать. Что дальше было? Дальше понаехало всякое начальство и журналисты. Нас стали фотографировать и брать интервью. Прям все, как Толян и планировал. Все-таки он голова, хотя с некоторой придурью. Вот только одно обидно: мы столько раз упоминали в интервью наш родной ансамбль «Птеродактиль», а отовсюду это вырезали. Обидно, да? Зато на следующий день была торжественная линейка, где директриса объявила, что мы с Толяном — гордость школы! А сторож, бедняга, выговор получил. Потому что не он бомбу обезвредил. Эх, знали бы они, что сторож эту бомбу обезвредил бы с бо-о-о-о-ольшим удовольствием…

20 сентября: Наконец-то я собрался рассказать о том, что было у нас в летнем лагере в последние дни лета.

Надо сказать, что ансамбль «Птеродактиль» в те дни совсем распустился. Не то чтобы самораспустился, но репетиции как-то не складывались. Некогда было репетировать. Я был занят печатанием фотографий и нежной дружбой с Людкой, Толян завел себе зазнобу среди кухонного состава и пропадал у них в бараке целыми днями. Колян неожиданно получил острый приступ мании величия и теперь совершенно серьезно считал, что «Птеродактиль» — это он один, поэтому наш басист целыми днями шлялся по центральной площади лагеря, делая вид, что обдумывает очередную гениальную песню. Кстати, за все это время он придумал только одну единственную песню, которую мы исполняли. А дело было так.