— Что ты здесь делаешь? Почему ты вмешиваешься в дела протестантов?

Флоримон улыбнулся. Еще в коллеже он приучился не отвечать на выговоры. Это выводило всех из себя. Баронесса де Рамбур, бывшая на седьмом месяце девятой беременности, раздавала женщинам куски хлеба. Хлеб был черный и черствый. Ей помогала одна из дочерей, нося за матерью корзину.

— Что нам делать, сударыня? — обратилась она к Анжелике. — Мы не можем приютить этих женщин здесь и еще менее — их прокормить.

Явился барон де Рамбур с охотничьим рогом на плече:

— Отправить их назад значило бы погубить. Прежде чем они, обогнув лес, доберутся до Сгондиньи, Монтадур неминуемо настигнет их.

— Нет, — сказала Анжелика, успевшая все обдумать. — Нужно их провести на Уклейкину мельницу, что на болотах. Оттуда на плоскодонках они доберутся до владений господина д'Обинье, где будут в безопасности. Постепенно перебираясь через озера и болота, — их проведут тамошние огородники — они достигнут окрестностей Ла-Рошели. До города им останется два-три лье. Так они проделают весь путь, не выходя на большие дороги.

— Но как добраться до мельницы?

— Прямиком через лес. Здесь не больше трех часов ходьбы.

Лицо Рамбура погрустнело:

— А кто их проведет?

Анжелика оглядела усталые лица женщин, их блестящие черные глаза.

— Я.

Едва они вышли из леса, их ноги погрузились в губчатый мох. Начались болота. По цвету они походили на луга. Так и хотелось пробежаться между деревьев, но большие плоскодонки, привязанные к берегу, показывали, что там

— вода. Анжелика привела с собой троих слуг, чтобы помочь управиться с лодками. Будучи местными, они были настроены пессимистически:

— Мы тут так запросто не переберемся, госпожа маркиза. Мельник требует плату с каждого, кто хочет пересечь болота, а реформатам он всегда готов сделать гадость, потому как он их презирает. У него ключи от лодок. Среди местных есть даже такие, что пускаются далеко в обход, чтобы только ему не платить.

— Времени у нас нет, и это — единственный выход. А мельником я займусь сама, — сказала Анжелика.

Они отправились задолго до захода солнца, взяв с собой фонари, чтобы зажечь их, когда стемнеет. Дети шли вяло. Дорога казалась бесконечной. Когда добрались до Уклейкиной мельницы, солнце уже село. Темень наполнилась кваканьем лягушек и криками речных птиц. От влажного тумана пощипывало в горле. Этот туман от воды поднимался все выше, уже доходя путникам до подбородка, и в нем, будто в молоке, тонули очертания деревьев с утопленными корнями.

Слева показалась мельница, приземистая, с ощеренным колесом над спящей, усеянной кувшинками водой.

— Останьтесь здесь, — велела Анжелика зябко жмущимся друг к дружке женщинам.

Дети кашляли и боязливо таращились в темноту.

Шлепая по мелкой воде, Анжелика дошла до мельницы. Она нашла поросший мхом мостик и сразу за ним — знакомую дорогу, пересекающую мельничный желоб. Рука нащупала шершавую, увитую вьюнком стену. Дверь была открыта. Мельник при свече пересчитывал монеты. У него был низкий лоб, бахрома волос, падавшая на брови, придавала лицу выражение тупой цепкости. В сером, как все представители его профессии, с намертво приставшей к голове круглой бобровой шапкой, он имел вид человека зажиточного. У него были красные чулки и туфли со стальными пряжками. Поговаривали, что мельник очень богат, скуп и нетерпим.