— Все правильно, Логинов, показывай дорогу. Карабаш, пойдешь с нами. Можно к ним подобраться?

— Можно, товарищ старший лейтенант. Скат оврага неровный, можем подойти… Но делать их надо быстро, и чтобы в кучке сидели…

Лыжи пришлось оставить. Иногда Никита жалел, что не взял снегоступы — те легче и не столь громоздки. Но тоже как сказать — у снегоступов концы не загнуты, будешь постоянно спотыкаться, и снег к ним липнет, словно это снежная баба какая-то… Часть пути они ползли, а когда молодые сосны заслонили косогор, пошли согнувшись, по очереди сползли в лощину. Скат был крутой и изобиловал выступами. Кривые ветки торчали из-под снега. Встать здесь было невозможно — сразу провалишься. Приходилось ползти, чтобы уменьшить давление на снег. Никита обернулся. Трое слезли в лощину за ним и тихо ползли следом. Карабаш уже стиснул нож, глаза плотоядно поблескивали. Соскучился по нормальной боевой работе? Передвигаться склоном было невозможно — глыба земли, облепленная снегом, зависла, как гигантская опухоль. Бойцы подползли, скопились за выступом, а Никита подался вбок, съехал в падь и затаился за растопыренными ветками. У финских дозорных все было хорошо, они вели беззаботный образ жизни. Пятачок посреди пади был расчищен от снега, из ямки в земле струился голубоватый дымок. Двое на подстилках сидели у миниатюрного костра, приглушенно говорили. Речь была не финская — какая-то ломаная, картавая, возможно, датская или норвежская. С косогора на «пятой точке» съехал третий — провел осмотр местности, присоединился к товарищам. Дозорные что-то жевали — слышался хруст.

— Жуйте, сволочи, жуйте, — процедил подползший Карабаш, — сейчас удобрения из вас делать будем…

Укрытий на дне оврага хватало — камни, ершистый кустарник.

— Как отвернутся, — прошептал Никита, — ползем до расчищенного участка — сколько здесь, метра четыре? Потом налетаем и… что ты там говорил про удобрения?..

Солдаты приглушенно засмеялись. Потом один из них повернул голову — взгляд заскользил по кронам деревьев. Снова увлеклись беседой. Дымок над примусом стал расплываться, шипело сухое горючее. Солдат подтянул к себе вещмешок, стал рыться в нем. А невнятные «снежные» бугорки подбирались все ближе…

Процесс ликвидации занял не больше пятнадцати секунд. Накинулись втроем — Мечников, Карабаш, Логинов. Тот, что рылся в вещмешке, успел отпрянуть, но это не спасло. Удар прикладом обрушился под каску, в основание шеи. Он словно подавился, а прийти в себя уже не смог — сильные пальцы сжали горло. Боль плеснула из глаз, а в следующий миг они помутнели, движения сделались судорожными. Логинов боролся со своим, оба пыхтели, вражеский солдат тужился, багровел, разведчику не хватало сил его удушить. Карабаш бил ножом перепуганного блондина. С того слетела каска, жесткие светлые волосы торчали дыбом. Карабаш наносил удары в грудь — один за другим, выдергивал нож из тела, снова бил. Солдат хватался за его руку, пена вытекала изо рта, потом прекратил сопротивляться, раскинул руки, тяжело задышал. Удар в сердце стал последним. Бедолагу выгнуло, потом швырнуло обратно.