Молодые лейтенанты побросали окурки и захромали вверх по лестнице.

— Спускайтесь в подвал, Никита Сергеевич, — строгим голосом сказала она. — Пять ступеней вниз, повернете направо, будет тумбочка. Поднимайте ее и несите сюда. Свет не включайте — там все равно лампочка перегорела…

Никита спускался на ощупь, держась за стену, беспомощно шарил руками. Где эта окаянная тумбочка? Со скрипом закрылась дверь в подвал, он услышал шаги — девушка спускалась за ним.

— Лиза, здесь нет никакой тумбочки…

— Да господи, кому нужна эта тумбочка… — Она тяжело дышала, он ощущал на лице ее горячее дыхание. Девушка прижалась к нему, и теплые руки стали ощупывать его лицо — вот ведь удача, свежевыбритое! Он обнял ее за плечи, прижал к себе. Такие эмоции нахлынули, что Никита чуть не захлебнулся. Лиза потянулась, стала жарко его целовать — немножко неумело, но так искренне, с таким чувством, что он окончательно поплыл. Голова перестала соображать. Что можно, а что нельзя? Бурные события происходили в темноте, сплелись два тела и две души. Очень неудобно, тьма — хоть глаз выколи, какие-то острые углы, холодные стены… Но кто бы все это замечал! Руки Лизы забрались под больничную пижаму, и он не остался в долгу, стал расстегивать ее халат…

— Лиза, можно?

— Боже мой, он еще спрашивает! Конечно, можно, родной мой, сегодня все можно… Давай сюда, здесь стол, будет удобнее… Полюбился ты мне, Никитушка, сильно полюбился, сдерживаюсь кое-как, всю себя обругала за то, что постоянно о тебе думаю, фантазирую разные глупости. Ты не обижайся, что с другими разговариваю, улыбаюсь другим, нет мне до них дела — все лишь затем, чтобы на тебя поменьше смотреть да меньше о тебе думать… Так страшно, ты уедешь через два дня, мне очень страшно, Никита…

Все произошло сумбурно, как-то впопыхах. В голове стреляли молнии, энергия бурлила, как кипяток в паровом котле. Никита тоже задыхался и, когда все кончилось, боялся ее отпустить, снова прижимал к себе, целовал.

— Какое грехопадение, Никитушка… — стонала Лиза. — И как нам не стыдно, это просто невероятно… Подожди, родной, не уходи, не отпускай меня, прижмись…

Потом она стала приводить себя в порядок, и Никита занялся примерно тем же — одежд, слава богу, было меньше.

— А как же тумбочка? — тупо спросил он.

— Забудь, нет никакой тумбочки, — тихо засмеялась Лиза. — А может, есть, не знаю, это не важно…

— Придем сюда еще раз? — спросил он. — Завтра или, может быть, послезавтра? Поищем эту тумбочку — она обязательно должна найтись…

Лиза засмеялась, он держал ее за плечи, вздрагивало худенькое девичье тельце.

— Давай не будем загадывать, Никита, хорошо? Мы еще сегодня должны из всего этого выкрутиться, чтобы никто не заподозрил… Я выйду первой, а ты — не раньше, чем через две минуты. Сделай нормальное лицо, а не такое, как сейчас… Что это за лицо, Никитушка? Это не лицо, а лист признательных показаний… о, боже… Возвращайся в палату спокойно, здоровайся с санитарками, ни от кого не шарахайся…

…Вот и настал этот день, он не мог не настать, как бы ни пытались его оттянуть. Все бумаги были оформлены, в кармане лежало предписание к определенному часу прибыть в военкомат Красногвардейского района Ленинграда. Лиза проводила его до фойе, вместе с ним вошла в тамбур, где в эту минуту никого не было. Девушка неплохо держалась, внешне была спокойной. Никита тоже держался, хотя в душе царила полная муть. Они припали друг к другу, и Лиза прошептала: