— Нормально хоть или дрова?
— С серединки на половинку. — Том принялся смывать себя запах легкой победы, а я думать о своей, тяжелой. Да и победа ли это?
Дэдэ в последнее время удивляла. Мишель по телефону втирала про какой-то проект или показ, который моя дорогая жена придумала, а я ни сном ни духом. Почему же она не хвастается? Не рассказывает, каким человеколюбом стала? Если хотя бы заикнулась, я решил бы, что у нее план накинуть на меня аркан и сохранить брак. Но мы ни о чем не говорили — мы либо трахаемся, либо остротами друг в друга кидаемся. Дэдэ поднаторела в этом деле. Раньше двух слов связать не могла. В Калифорнии ей точно мозг прокачали.
— Ты слышишь? — громко спросил Том, заглядывая в кабинку.
— Чего тебе? — блядь, уже в душе покоя не дают!
— Я спрашиваю, ты снова с женой спишь?
— Не твое дело, — я пену с волос сгреб и бросил ему в лицо. Нехер нос совать, куда не просят.
— Все, ставлю галочку напротив твоего имени — «холостячество» отменяется.
— С чего это?
— Да так.
— Я совмещаю приятное с неприятным. Держи друзей близко, а врагов еще ближе.
Вот, я уже оправдываюсь за секс с собственной женой. Пиздец.
— Ну-ну, — насмешливо крикнул Том. — В клуб пойдем вечером.
— Пойдем, только без тебя.
— Что?!
— Я Дэдэ хочу просветить.
Том присвистнул.
— Окей, только пообещай мне, что сына назовешь Том.
Все, мое терпение кончилось. Я потянулся через перегородку и вывернул ручку. Охладись, шутник!
— Твою мать! — заорал Том. Дальше мы мылись молча.
Я стоял в полотенце и бронировал приват-комнату в клубе, когда пришло сообщение от Моники:
Я безнадежно возбуждена. Хочу, чтобы ты наказал меня. Сделай со мной что-нибудь немыслимое. С ума схожу.
Я хмыкнул. Ох уж эти женщины! Неужели думают, что позволить все — это главное. При условии, конечно, что пубертат давно позади, тогда это действительно пелена на глаза. Сейчас важно ни «что», а «кто». Я завтракаю, обедаю и ужинаю исключительно дома, не тянет на других баб. Пока. С Дэдэ очень даже забавно. Сейчас она вообще кипит: заводится и вспыхивает с пол-оборота. Фурия моя зеленоглазая. Запрет оргазма испортил ее характер, но мне все равно нравится. А с Моникой нужно поговорить. Я устал от нее, и ей пора об этом узнать.
День был расписан, а вечер с ночью, естественно, заняты моей дорогой женушкой, поэтому разговор с Моникой был отложен до выходных. Ничего, остынет немного, может, мужем заинтересуется, или подрочит на худой конец.
Глубоким вечером я привез Дэдэ в «Дарк найт». Ничем не примечательная вывеска, вход с переулка, массивная железная дверь и пара охранников рядом. Здесь не было очереди, толп крикливых девиц в ультракоротких дешевых платьях, любителей колес и выпивки. Сюда приезжали за утонченным наслаждением, на условиях полной анонимности и конфиденциальности. Люди платили большие деньги, чтобы удовлетворить свои маленькие слабости.
— Почему я так одета? — спросила Дэдэ, заинтересованно скользя взглядом по залу. Ее темные волосы отливали красным в приглушенном свете. Они были гладкими и блестящими, как черный шелк. Изысканная кружевная маска скрывала лицо, приковывая взгляд к алым губам. Но я видел, как в прорези ярко сверкали зеленые, абсолютно блядские глаза моей благоверной. Красивая, сучка. Дэдэ всегда была безумно сексуальной, но сейчас вообще финиш. А еще она опасной стала, очень опасной. Это я еще со скачек заметил.