– Нет. То есть писал, лет в двадцать, как все, но это не мой способ выражения.

– Я хочу, чтобы ты написал для меня стихи.

– Они будут, увы, недостойны тебя… Ты пойдешь ужинать?

К немалому удивлению Фонтена, она сказала, что сейчас оденется и они вместе отправятся в «Темель», один изысканный ресторан в Боготе. Как только она ушла, появился Петреску. Он пришел сообщить планы на завтрашний день:

– Мэтр, ваша лекция, она в шесть часов… Мануэль Лопес вас приглашать обедать на водопад Текендама. Вы должен соглашаться, мэтр. Это великолепный, а эти славный люди очень хотеть показать вам страну. Они обидеться, если вы не согласиться. Я знать, почему вы хотите быть один, то есть вы не один… Не спорьте, мэтр, Петреску не дурак, он не слепой… Я знаю… Но другие, они не знать… Еще не знать… Сегодня я им говорил: он устал от путешествия, а завтра?

– Друг мой, – сказал Фонтен, – я охотно соглашусь, если вы пригласите Долорес тоже.

Петреску тяжело вздохнул, принял страдальческий вид и пообещал, что Долорес будет приглашена тоже.

– Итак, мэтр, выходить в одиннадцать часов… Может, сегодня вечером ужинать с…

– Нет, друг мой, – решительно сказал Фонтен, – на сегодня я ничего не хочу, только покой.

После ухода Петреску он долго ждал Долорес, наконец сам отправился к ней и постучал в дверь. Она сидела в кресле и, казалось, дремала. По всей комнате была разбросана одежда.

– Прости, Гийом, я слишком долго?.. Когда я причесывалась, у меня опять заколотилось сердце, но я готова… Пойдем…

В ресторане она, по своему обыкновению, заказала бифштекс и «хорошего французского вина», съела пару кусочков мяса и выпила всю бутылку. Затем она выкурила много сигарет, несмотря на протесты Гийома, который утверждал, что табак усугубляет удушье.

– Tesoro,[38] не надо пытаться заставлять меня жить, как живешь ты или кто-нибудь еще. Я Лолита. Я всегда мало ела и много пила, я всегда курила… Ни ты, ни кто-либо другой не сможет меня переделать… Я люблю то, что люблю, и хочу иметь то, что люблю… Я хочу жить… come se dice?.. безумно, зная, что живу в грехе, достойна проклятия, но что божественное милосердие бесконечно, и обрету спасение… Ты понимаешь?

– Нет, – сказал он. – Но я готов это принять.

Он хотел как можно скорее вернуться в гостиницу и отвечал рассеянно. Раз десять она прикурила новую сигарету от прежней.

– Закажи мне ликер, Гийом, ликер из лесных ягод.

– Это неразумно, любовь моя. Уже поздно, и…

– Ты торопишься вернуться, no? – спросила она, сжав в ладонях лицо Гийома, не обращая внимания на окружающих. – Querido, ожидание счастья прекраснее самого счастья… Ты ведь это знаешь, no?

Она залпом, на русский манер, выпила свой ликер и встала. Гостиница была недалеко. Они вернулись пешком по узким темным улочкам. Перед дверью она обратила его внимание на двух индейцев, совсем маленьких, словно пигмеи, они спали прямо на ступеньках. Их сомбреро свалились с головы и валялись рядом, образуя яркий контраст с лицами цвета терракоты.

– Mira… Сколько нищеты на свете!.. Гийом, ты должен написать для меня пьесу о Флоре Тристан…