– Монсеррате, – пояснила Долорес.

Когда на арене в сопровождении альгвасилов появился пасео и с традиционными приветствиями подошел к распорядителю, чтобы попросить у него ключи от загона, она, дрожа от радости и возбуждения, положила свою ладонь на ладонь Гийома.

– Как я счастлива.

Фонтен с облегчением увидел, что пикадоров на арене нет. Значит, он будет избавлен от бойни с развороченными тушами быков. Умерщвление быка делалось процедурой более сложной, но тореадоры были ловкими и умелыми, а быки не очень. На солнечной стороне группа афисьонадос, любителей корриды, что-то дружно скандировала. После первого быка, когда матадор под рукоплескания толпы делал круг почета, приветствуя зрителей, мужчины стали бросать на арену шляпы. Лолита кричала, опьяненная радостью.

– Если бы у тебя было жемчужное колье, – спросил Фонтен, – ты бы ему бросила?

– Да, – ответила она, – люблю храбрость.

– И ты не испытываешь отвращения, когда из ноздрей несчастного животного начинает хлестать кровь?

– Отвращение? Я обожаю это! Посмотри на Родригеса… Какой красивый мальчик, мужественный профиль.

Второй бык защищался лучше, и она закричала: «Bravo, toro!» Она завязала оживленный разговор с людьми, сидящими рядом с ними на ступеньке амфитеатра; они, признав в ней особу компетентную, говорили страстно и увлеченно. Внезапно, когда Родригес убил своего второго быка (а всего с начала корриды это был третий), она схватилась за грудь и, задыхаясь, сказала:

– Гийом, уведи меня отсюда… Мне нехорошо.

Он очень испугался, вскочил с места и подал ей руку. Солдат помог им пройти сквозь толпу. Оказавшись на залитой солнцем пустынной площади, она на мгновение оперлась о стену. Облака, расцвеченные солнечными лучами, казались сполохами над Андами.

– Не бойся, ничего страшного, – сказала она. – Со мной такое уже было, причем в этом же самом городе. Наверное, из-за большой высоты, или пыль с арены, может, запах быков…

– Но в чем дело, Лолита? Это сердце?

– Нет, не сердце. Что-то вроде астмы на нервной почве… У меня лекарство в гостинице. Вызови такси, querido, поедем скорее в «Гранаду».

Когда они приехали в отель, она задыхалась.

– Иди к себе в номер и жди меня, – сказала она. – Я приму лекарство и приду к тебе…

Через десять минут Лолита постучала в дверь гостиной. Она переоделась в брюки и голубой свитер. Гийому она показалась еще красивее, чем обычно, но ходить ей было трудно.

– Садись на диван, – сказала она. – Обними меня и расскажи что-нибудь или почитай стихи… Лекарство довольно сильное, меня от него трясет и трудно говорить… Но мне нравится сидеть рядом с тобой и слушать.

Лолита расслабилась у него в объятиях, словно больной ребенок, закрыла глаза. Он, по ее просьбе, стал читать стихи. Он знал наизусть Мейнара, Ронсара, Корнеля, Расина, Бодлера, Верлена. Когда он прочел: «Не знаю, чем меня околдовали вы…»,[37] она открыла глаза и улыбнулась ему:

– Ты так добр ко мне… Знаешь, я к этому не привыкла… Когда мне плохо, я почти всегда остаюсь одна, это так страшно.

К вечеру приступ, похоже, прошел.

– Гийом, ты никогда не писал стихов? – спросила она.