– Вы не знаете, maestro, но у нас все сразу на «ты», как только познакомятся… Через два дня вы будете на «ты» со всей Лимой.
Когда Фонтен стал прощаться, Сент-Астье поднялся и сказал:
– Минутку, уважаемый господин Фонтен, сейчас подгоню машину.
– Нет-нет, господин министр, благодарю вас… Мне хотелось бы пройтись… Обед дона Эрнандо требует mille passus post prandium…[17] Впрочем, если хочешь по-настоящему узнать город, надо ходить пешком. Может быть, эта прекрасная Антигона, – продолжал он, повернувшись к Долорес, – согласится напутствовать мою старость и мое невежество?
– С удовольствием, – отозвалась Долорес.
– Я бы тоже пройтись, – решительно заявил Петреску.
– Нет-нет, друг мой… Вам нужно еще уладить какие-то вопросы с конференцией… Не беспокойтесь о нас. Если мы устанем, то возьмем такси.
Присутствующие переглянулись, но возразить никто не решился.
III
Такси, которое везло в город Долорес Гарсиа и Гийома Фонтена, мчалось так быстро, что молодая женщина все время валилась на своего спутника. Ее это забавляло.
– Для водителей в Лиме, – сказала она, – просто дело чести ездить с опасностью для жизни. Тут недалеко на площади есть памятник одному адмиралу, так его сбивали раз десять.
– Какая восточная улица! – воскликнул Фонтен. – Эти открытые лавочки похожи на базар где-нибудь в Каире или Марракеше.
– Claro que sí…[18] Испания оставила здесь следы арабского и мавританского присутствия. Другой Восток, китайский, индийский, тоже бросил здесь свои семена, которые прекрасно прижились… Вы знаете наши песни фламенко? No? Они такие же андалузские, как и арабские.
Наклонившись к нему, она стала вполголоса напевать какую-то грустную песню, и Фонтену очень понравился хрипловатый тембр. Она смотрела на него, словно слова этой песни были адресованы ему. Он спросил, что они означают.
– Это признание в любви, любви необузданной и… como se dice?.. сладострастной… Es bonito, no?[19]
– Да, bonito, но очень трагично.
– Конечно, – согласилась она. – Любовь всегда трагична. Для нас петь – это значит плакать. Наши песни – это плач и стон… Святая Дева здесь называется Богоматерь Тревог, Богоматерь Семи Мечей, Богоматерь Скорбей… Арабы привнесли в эти песни монотонность, бесконечное терпение, а цыгане какое-то новое и… cómo se dice?.. глубокое звучание. Я в глубине души цыганка!
Когда такси подъехало к старой площади Плаза де Торос, она велела шоферу остановиться.
– Теперь пойдем пешком… Я хочу вам показать небольшую часовню, куда приходят помолиться тореро, перед тем как убить или быть убитым. Вы любите корриду, maestro? No? Я заставлю вас полюбить. Но сначала надо полюбить Смерть. Мы, испанцы, все время думаем о своей смерти. Мы хотим, чтобы она была красивой и достойной. В бое быков нам больше всего нравится насмешливое изящество тореро перед этими смертоносными рогами… Nuestras vidas son los ríos – Que van dar a la mar, – Que es el morir… «Наши жизни – это ручьи, / Которые впадают в море, / Море по имени Смерть».
– Впадают в море – значит умирают, – поправил он. – Так лучше. Это чье? Вашего любимого Федерико?