Двенадцать цифр, составляющих код, — да я их уже и не помню… наяву… А пальцы — помнят. Я ещё медлю мгновение, прежде чем нажать ввод.

Замок щёлкает, открываясь.

Комната почти такая же, как в моём постоянном номере. Только картина на стене нарушает однообразно-дешёвый уют. Это не стандартная репродукция старых мастеров, которые так любят лепить на стены в глубине. Не Айвазовский, не Шишкин, не Дали.

Стою на пороге, пытаясь овладеть собой. А где-то в груди стучит холодный метроном.

Засада — или всё в порядке?

Полицейский участок — напротив гостиницы. Минута, две, никак не больше.

В коридоре по-прежнему тихо и пустынно. Стражей порядка нет. Ломаный вход выстоял почти два года. Надо же… Хорошо Маньяк поработал.

Надо просто войти.

И вдруг я понимаю, что не могу, не в силах этого сделать.

Войти сюда — всё равно что открыть старый фотоальбом, всё равно что поставить в видеомагнитофон полузабытую кассету. Это — прошлое. Мёртвое. Похороненное, оплаканное, забытое.

Никогда не возвращайся по своим следам. Там ждут лишь тени.

Глубина дарит эту возможность с необычайной лёгкостью. Надёжнее и ярче фото и видео. Прошлое всегда рядом. Только пожелай — оно воскреснет.

Вот только лишь Богу позволено поднимать из могил мертвецов.

Я притворяю дверь, осторожно, бережно, будто боюсь разбудить кого-то, спящего в пустом номере. Замок разочарованно щёлкает, закрываясь. До моего номера — двадцать шагов по коридору, но я не могу сделать ни шага.

Глубина-глубина… а пошла ты…

Сняв шлем, я повесил его на крючок, когда-то специально укреплённый в стене. Пробормотал:

— Машина, выход.

Так, надо переодеться… встречать гостей в виртуальном комбинезоне, больше всего напоминающем одеяние сумасшедшего профессора из голливудского фильма, — невежливо. Раздевшись до трусов, я сложил комбинезон поаккуратнее, пристроил на подоконнике рядом с компьютерным столом. Глянул — стол в гостиной был уже накрыт. Прислушался — на кухне тихо. Позвал:

— Вика?

— Я в спальне… Ты уже?

Проигнорировав нарочитое удивление в её голосе, я зашёл в спальню. Вика переодевалась.

— Застегни…

Я помог ей застегнуть молнию на платье. Вика и впрямь прихорошилась. Даже волосы уложила.

— Долго я там был? — тихонько спросил я. Зарылся лицом в её волосы. Вика дёрнула плечами.

— Нет, не очень. Минут сорок.

— Извини. Мне показалось, что от силы четверть часа.

— Ничего, я тебя ждала позже.

Я продолжал стоять, держа руки на её плечах.

Когда между нами всё сломалось? Когда превратилось в прошлое — куда можно заглянуть, но нельзя вернуться?

Не знаю. Не могу понять. Не заметил — оттуда, из глубины…

Самое обидное, что ведь внешне ничего не изменилось. Ни при людях, ни между нами наедине. Мы не ссоримся, не бьём посуду, не ругаемся по поводу денег, семейных обязанностей, алкоголя, приезда Викиной мамы или прихода моих друзей.

Всё прекрасно. Девяносто процентов семей нам могут позавидовать.

И невозможно назвать словами то, что исчезло.

— Хочешь что-то сказать? — не оборачиваясь, спросила Вика.

Я помолчал секунду:

— Я люблю тебя.

— Я тоже тебя очень люблю. Как ты думаешь, мне надеть серёжки?