Рассказ был простым и страшным. Эту женщину действительно звали Нуаль, и несколько лет назад она была известной всему Афганистану певицей. Пела на мелодичном дари, на английском и итальянском. Нуаль – это был ее творческий псевдоним, она училась в католической школе, открытой в Кабуле одним из католических орденов. Ее родители, вопреки бытующему здесь обычаю, не продали ее, а постарались дать ей образование, чтобы она смогла продолжить род. Возможно, сыграло свою роль то, что она была единственным ребенком в семье, роды были тяжелые, и мать больше не могла иметь детей, а отец не хотел брать вторую жену, чтобы решить эту проблему. Слишком любил мать – тоже нетипично для Афганистана. Как и то, что ее родители были христианами…
Когда пришли повстанцы – их тогда еще не называли «талибы», это название потом появилось, – ни ее родители, ни одна сама не успели бежать.
Первым делом повстанцы объявили Кабул, более чем миллионный город, населенный людьми, говорящими на чужом им дари, средоточием порока и разврата. Потом они принялись искоренять его. В числе «порочных действий» было и отправление религиозных таинств по христианскому обряду: всех христиан Кабула поставили перед выбором – ислам или смерть. В числе казненных были и ее родители. Она видела, как им отрубили голову на площади.
Перед ней такой вопрос не ставили. Всех молодых женщин – христианок ждала иная участь. В отличие от мусульманских женщин, надругательство над христианкой повстанцы не считали харамом. Но сначала повстанцы сделали своеобразную ярмарку. Первыми выбирали предводители. Лидеры повстанцев. Те самые муллы, которые призывали к благочестию и набожности. Военные амиры повстанцев, которые были заодно с муллами, они выбирали еще раньше них. С тех пор она онемела. Но боевиков это мало интересовало…
Никого это тогда не заинтересовало. Абсолютно никого. То, что в более чем миллионный город ворвались варвары и установили там порядки, больше свойственные для дикарского племени, чем для двадцать первого века. Впервые за этот век массово казнили христиан за то, что они христиане. Никто ничего не сделал.
Мы хватались за голову в Персии, не зная, как прекратить насилие. Англичане пытались справиться с Шестым мятежом, разыгравшимся не без нашей поддержки. А здесь, в Кабуле, умирали на плахе люди за то, что остались с Христом. А другие оставались жить – и неизвестно, что было страшнее…
– Здорово… – подвел итог Араб, – просто здорово…
– Ты ей открылся?
– Нет. Но она поняла, что я не мусульманин. Я ей ничего не сказал.
– Еще бы сказал… – раздраженно сказал Араб.
– Хорошо, что есть, то есть. Я так понимаю, она сейчас содержанка у Ширази, так?
Малек кивнул головой.
– Почему она? Ты не интересовался? Что, нет других?
– Она сказала, что Ширази она давно знает. Еще с тех времен.
– А с чего это она начала с тобой откровенничать, а? – поинтересовался Араб.
– Она хочет, чтобы я его убил. Как только он придет.
– Здорово…
Здорово…
– Чай, – сказал я, – и пока стоп. Голова взорвется.
Иногда – такие моменты надо чувствовать – надо сделать перерыв. Остановиться и подумать, привести мысли в порядок. Иначе завернешь совсем не туда.