Я пожалел, что не прихватил из госпиталя костыли. Мне предлагали.

Вместо этого пришлось снова затевать эту муторную процедуру: прикреплять протез к культе — и все ради того, чтоб сходить в сортир. Как же я истосковался по дням, когда мог быстро вскочить с постели и бежать пятимильный кросс перед завтраком или же вылетать на вертолете в новую атаку на талибов.

Раз или два я делал это в полусне, резко вскакивал с кровати, забыв, что стал одноногим. Но вспоминал тотчас же, как только падал на пол. Один раз доигрался до того, что открылась рана на культе и одновременно я сильно расшиб голову о больничную тумбочку. Врач был не в восторге.

И вот я без всяких приключений добрался до ванной комнаты, где и облегчился. Поднял голову, поймал свое отражение в зеркале над раковиной.

— Чего ты хочешь от жизни? — спросил я свое отражение.

— Не знаю, — последовал ответ.

Но в глубине души я знал, чего хочу. И понимал, что никогда не получу этого. Летать на аэроплане, пусть даже на «Спигфайере», с двумя металлическими протезами вместо ног — это совсем не то, что командовать взводом пехотинцев. Да само слово «пехота» подразумевает солдата с ногами. Наверное, можно попросить, чтоб меня перевели в танковый полк, но даже танкисты становятся порой пехотинцами — когда теряют свой танк. И я не смогу им сказать: «Пардон, ребята, нельзя ли продолжить атаку без меня?», сидя на земле с протезом вместо ноги в ожидании, когда кто-то подвезет. Разве можно?..

Но по каким причинам мне так нравилось командовать взводом пехотинцев? И где я смогу найти замену этому занятию?

Я вернулся к себе и лег в постель, оставив протез стоять возле стены, точно часовой.

Сон не шел.

Пожалуй, впервые за все время после ранения я увидел свое будущее в истинном свете. И мне страшно не понравилось то, что я увидел.

«Почему именно я? — задал я все тот же вопрос. — Почему ранили меня, а не кого-то другого?»

Да, я ненавидел талибов, ненавидел жизнь в целом и свою судьбу, которая столь сурово обошлась со мной. Но более всего я ненавидел самого себя.

Почему я допустил, чтоб такое произошло? Почему? Почему?..

И что мне теперь делать?

Почему я?..

Я еще долго лежал без сна, безуспешно пытаясь найти ответы на эти вопросы. Ответов на них не было и быть не могло.

Утром я сразу приступил к делу — идентификации шантажиста, возвращению документов и денег матери, улаживанию проблем с налоговиками. Сказать легко. Но с чего начать?

Родерик Уорд, бухгалтер. Он был архитектором этого несчастья, так что первая и главная цель — обнаружить местонахождение этого человека, и неважно, жив он или мертв. Откуда он взялся? Был ли квалифицированным специалистом или же это тоже ложь? Были ли у него сообщники или он работал в одиночку? Слишком много вопросов.

По телефону в гостиной я позвонил Изабелле Уоррен.

— О, привет, — сказала она. — Так мы опять разговариваем?

— Почему нет? — спросил я.

— Причин нет, — ответила она. — Просто показалось, ты был разочарован.

Был, но если перестать говорить с людьми, которые меня разочаровали, говорить скоро будет и вовсе не с кем.