— Можно подумать, ты безвылазно сидишь в Москве!

— Нет, конечно. И на выезде я о тебе и не вспоминаю, не думай, а вот когда я в Москве, а тебя нет, мне хреново, хочешь верь, хочешь нет.

Варю нервировал этот разговор.

— Дим, я хочу сказать тебе одну вещь… Только пообещай, что будешь молчать?

Дима притормозил и съехал на обочину. Они еще только подъезжали к Москве.

— Ну? — резко спросил он и выжидательно уставился на Варю.

— У меня… ребеночек будет…

— Так! К сожалению, я абсолютно точно знаю, что отец не я. И кто же этот счастливец?

— Догадайся с трех раз!

— Обижаешь! Зачем мне три раза, я и так знаю, что ты тупая. Стас, да?

— Да, я же тупая, — засмеялась Варя.

— И что? Рожаем?

— Да, но…

— Ты хочешь спросить, при чем тут я?

— Ну да…

— Ребенку нужен папаша. Я не подойду?

— Дим, ты чего?

— А чего? Ты же со Стасом вроде порвала, за меня замуж просилась…

— А ты меня послал.

— А ты мне за это «Кони-звери» спела! Можно сказать, козу показала. Я не прав?

Варя фыркнула.

— Значит, прав! Я, конечно, вполне отдаю себе отчет в том, что адресат в зале был не один… Ну так что?

— Дим, это мой ребенок.

— Разумеется, твой, но отец-то ему нужен.

— У него в принципе есть отец.

— А этот отец в курсе?

— Нет, и я не хочу, чтобы он знал.

— Если ты выйдешь за меня, он и не узнает. О нас давно уже сплетничают.

— А если ребенок будет похож на Стаса? Мне ж от него такую красоту не родить! — нежно улыбнулась Варя и погладила Диму по щеке.

Он поймал ее руку, поцеловал в ладонь.

— Зачем тебе чужой ребенок, Димочка? Ты лучше будешь его крестным, ладно?

— Все, вопрос снят. Считай, это был порыв. Просто мне вообще нравятся все эти… танцы… танцы с Варежкой… Ты из тех баб, которых хочется защищать. Инстинкт, ничего не попишешь.

— Димка, почему про тебя говорят, что ты чуть ли не монстр, что ужасно обходишься с женщинами?

— Все зависит от женщины… Вон, про твоего Стаса его бывшие жены каких только кошмаров не плетут, а ты слова дурного о нем не сказала, а ведь тебе наверняка есть что порассказать народу.

— Нет, мне нечего порассказать. Он добрый, внимательный, заботливый… Образованный, умный…

Из ее глаз полились слезы.

— Тьфу ты, идиотка! Ладно, поехали! И забудь все, что я тебе тут наговорил. Живи как хочешь, дурища!

И Дима ударил по газам.

— Сенечка, я сегодня обедала с Варежкой.

— Она в Москве?

— Да. Приехала играть спектакль.

— Я хочу ее видеть. Почему ты не сказала, что она здесь? — взорвался Семен Романович.

— Сеня, не шуми! Ей надо было поговорить со мной по-женски.

— Это что еще значит — по-женски? О менструациях, что ли?

— Ну, в известном смысле о менструациях, да, — усмехнулась Надежда Михайловна.

— Что за чушь?

— Сеня, Варежка беременна и хочет рожать.

— То есть как рожать? Когда? А мой фильм? Об этом не может быть и речи! В конце концов, где была бы эта Варежка без меня? Ничего, у нее уже есть сын, и хватит с нее!

— Сеня, сколько бы ты ни орал, она все равно родит. Делать аборт уже поздно. Но ты же знаешь, в кино всегда можно как-то скрыть беременность, я внесу кое-какие изменения в сценарий, а работать она готова…

— Это что, героиня будет с пузом?