— Облом! — констатировал Вениамин.
— Не скажи… Если фифа вроде Пироговой, вся такая из себя гламурненькая, продолжает поддерживать отношения с подобной особой и даже ссужать ей бабки… значит, та, скорее всего, выполняет какие-то поручения, весьма, надо полагать, неблаговидные.
— Верно мыслишь…
— Может, это именно она все пакости Варе устраивала? Дверь сожгла, шмотки попортила…
— Это когда было?
— Еще до истории с белочкой, мне Симбирцев говорил… И мы оба решили, что действовала баба…
— Ну, это не обязательно… Ведь она установила слежку позже, а зачем пакостить сестре, еще не зная, виновата ли она…
— Так после слежки выходит, что не виновата.
— Ну, видать, она закусила удила, особенно после той вечерухи… Ох, вы кони, кони-звери…
— Не пой, красавица, при мне… Я этого не перевариваю.
— Ладно, не буду, шеф! А кстати, что за новый клиент?
— Очередной рогатый муж. Но его наши расценки не устроили.
— Ничего, мы зато с Пироговой хорошо поимели…
— Это правда, но…
Однако детективам не удалось обнаружить след Марьяны Пироговой. И лишь связавшись по телефону с одной из ее гламурных подруг и наплетя с три короба, Вениамин выяснил, что она в тот же день, когда отказалась от слежки, улетела на Лазурный берег.
— Ясно, алиби создает…
Варя вернулась из Италии очень довольная. Она подписала контракт, который на ближайшие два месяца делал ее жизнь совершенно сумасшедшей, но этого она и хотела. В театре пошли ей навстречу и назначили спектакли на выходные дни, когда она прилетала из Италии. Премьера «Пигмалиона» имела огромный зрительский успех, билеты расхватали на месяцы вперед, но критика отнеслась к спектаклю более чем прохладно, попросту его не заметила. Но поскольку зрители ломились, то никто особенно не расстраивался. Маковский сказал Варе:
— Варвара Леонидовна, голубушка, не обращайте внимания! Вот если б вы с Дмитрием Александровичем бегали по сцене с голым задом или фонетические уроки профессора Хиггинса были матерными, это считалось бы вполне прогрессивным и заслуживающим внимания…
— Боюсь, что и это не привлекло бы внимания высоколобых критиков, вот если бы с голым задом выходила миссис Пирс, это сочли бы новацией.
Маковский фыркнул и молча поцеловал Варе ручку.
— Да плюнь ты, Варька, — говорил Дима, — ты что, ждала восторженных рецензий? Зря. Зритель для артиста куда более важный рецензент! Просто «Шмель» вызвал бурю эмоций, но это Филипп, им восхищаться считается хорошим тоном. Вот увидишь, через два-три месяца обязательно кто-нибудь напишет, что спектакль превосходный, восхищает именно своей традиционностью и т. д. и т. п. Почему глаза-то грустные? Из-за невнимания критики?
— Нет, что ты…
— А, я понял… Стас так и не приполз?
— Не приполз, — еле слышно сказала Варя.
— Значит, он просто ревнивый болван, и черт с ним.
— Да, конечно, черт с ним… Просто это надо пережить… Я переживу, обещаю тебе.
— А в Италии никто на тебя еще не запал?
— Мне не до того было…
Варя летела из Рима в Москву. Самолет задерживался на три часа по метеоусловиям, она прилетела только глубокой ночью. Ее сразу же атаковали таксисты. Но вдруг из толпы встречающих вышел мужчина.