— Да нет, мама, она его любит.

— А, по-моему, она любить не умеет вообще. И знаешь, Варька, если бы не Стас…

— При чем здесь Стас? — испугалась Варя.

— Знаешь, я была бы даже рада… если бы ты у нее Ивана отбила! Пусть бы знала, мерзавка, каково это…

— Мама, ты с ума сошла! — закричала Варя.

— Да… Я сошла с ума… Поневоле сойдешь…

— Ты что, до сих пор его любишь?

— Нет, давно уже нет… Но, знаешь, я поняла, что многие любовные драмы замешаны не столько даже на любви, сколько на уязвленном самолюбии. Поверь, зачастую это такая непереносимая боль… Но не каждая женщина в состоянии со своими чувствами разобраться…

— А мужчины?

— И мужчины тоже.

— Знаешь, мама, Пирогов купил нам со Стасом квартиру на свадьбу. В знак возмещения ущерба…

— Но Стас, конечно же, отказался?

— Конечно.

— Опять-таки самолюбие взыграло! Но это-то как раз правильно. Он мужик, настоящий мужик, твой Стас!

После того разговора Анна Никитична ни разу больше не заговаривала о Пирогове, не требовала, чтобы Варя отказалась от съемок в фильме, который он спонсировал, но в Москву по-прежнему отказывалась ехать, даже когда Варя пригласила ее на премьеру «Песен шмеля»…

— Бог даст, приедете сюда на гастроли, русская антреприза частенько бывает в Германии…

А Никита в начале лета приезжал в Москву, и даже ездил с Варей на «Кинотавр» и прошел с ней по красной дорожке вместо кавалера, что вызвало восторг и умиление зрителей и журналистов. Идея принадлежала Кате Вершининой! Дима на фестиваль не поехал, со Стасом они уже расстались, Семена Романовича тоже там не было, а идти абы с кем Варя не пожелала. Зато Никита был невероятно горд и счастлив. Он ничего не говорил про Стаса, как будто забыл о нем. И только один раз, когда Варя о чем-то поспорила с ним, он поднял на нее глаза и сказал:

— Мама, не спорь, я это точно знаю!

— Как ты можешь это знать?

— Но знал же я, что твой Симбирцев плохой!

Варя прикусила язык.

Она обожала играть «Песни шмеля». И хотя каждый раз перед спектаклем ее трясло от волнения, выходя на сцену, она ощущала такое счастье! Как-то на гастролях в Екатеринбурге Дима вдруг без предупреждения начал играть совершенно по-другому. Сначала она испугалась, но потом вдруг поймала его любопытный взгляд и повелась за ним, как рыба за блесной…

— Молодчина! — шепнул ей Дима.

— А ты сволочь!

— Нет, просто не всегда же ты будешь играть со мной, должна быть готова ко всяким передрягам…

Филипп, который присутствовал на спектакле, разразился длинной речью по поводу влияния какого-то отдельного уральского космоса, а в результате сказал:

— Вы, каждый сам по себе, превосходные артисты, но в дуэте вы совершаете просто чудеса! Я не люблю все эти ваши фильмушки, но Шилевичу отдаю должное! Какой изумруд он откопал в Альпах! Да еще догадался спарить его с таким бриллиантом, как Дима! Браво!

И хотя на репетициях он иной раз нещадно ругал своих артистов, но, если был доволен, расточал им невероятные комплименты, и они его боготворили!

После выхода Димы из больницы это был первый спектакль.

— Варька, сегодня, несмотря на лето, полный зал! — сказал Дима, целуя ее в щеку.