А дальше будет вот что – сначала фрицам под Москвой неслабо по сопатке настучат, уже этой зимой. В самом начале декабря, когда станет понятно, что япошки не нападут, под Москву перебросят десять сибирских дивизий с техникой. Вот с их помощью мы фашистам и напихаем, как следует. И это будет их первое серьезное поражение в этой войне. Правда, в сорок втором у нас снова проблемы будут, несколько сражений проиграем и Крым опять же не удержим, но к концу года фашист под Сталинградом окончательно увязнет, недаром же потом эту битву переломом в войне назовут… или так Курскую дугу называли? – ненадолго задумался Леха. – А, нет, точно – Сталинград! В ноябре наши масштабное контрнаступление начнут, целая немецкая армия в котел попадет вместе с фельдмаршалом Паулюсом. Потом Ленинград деблокируют, а уже летом и самое крупное в истории танковое сражение под Прохоровкой произойдет. Это где-то в районе Курска. Вот с этого момента для фрицев полный трындец и начнется. Не помогут им хваленые «тигры» с «пантерами», расхерачим мы их новые танки так, что мама не горюй!

– Не отвлекайся, – прохрипел Иван Михайлович, из последних сил сдерживая перехлестывающие через край эмоции. – Давай дальше… излагай…

Да, про Сталинград сержант уже говорил раньше, тогда, на допросе у Гудериана, но в тот момент Батищев просто не осознал сказанного в полной мере, поскольку, с его точки зрения, этот город был нереально глубоким тылом. Да, удивился; можно даже сказать, откровенно обалдел. И все же НЕ ОСОЗНАЛ поистине катастрофического смысла услышанного. Зато сейчас неожиданно понял, что все сказанное – ПРАВДА. Виденный им воочию разгром первых дней войны – вовсе никакая не роковая случайность, которую вот-вот исправят подошедшие войска второго эшелона!

ОНИ БУДУТ ОТСТУПАТЬ ДО САМОЙ ВОЛГИ!

Нет доказательств, и все услышанное – просто слова? Да и какие, к бебеням, ему еще нужны доказательства?! Какие, мать их, доказательства?! Вон они, эти самые доказательства, сидят: двое из одного будущего, и еще пятеро – из другого. Аж целых семь штук доказательств! Им-то зачем врать? Да тот же Леха так сражался, что одним только этим все собственные слова подтверждает! Как ему можно не поверить-то?!

– Дальше, Михалыч, мы воевать нормально научимся да сил подкопим. – Услышав сказанное, летун откровенно отвесил челюсть и подался вперед, видимо, собираясь возмутиться, но промолчал, наткнувшись на яростный взгляд особиста. – И начнем наши земли обратно отвоевывать. А потом, в сорок четвертом уже, и не только наши – и так аж до самого ихнего сраного Берлина. Где и поднимем красный флаг над рейхстагом. Не навсегда, правда, на полвека примерно…

– Ко… когда? – в последний момент голос все же подвел Батищева, и контрразведчик закашлялся, но Леха понял, что тот имел в виду.

– В мае, девятого числа, – и, видя, что товарищ не понял, пояснил, четко произнося слова:

– Девятого мая сорок пятого года.

– Как же так долго-то? – практически простонал особист. – Почему, разведка?! Почему?!

– Не знаю, Михалыч, сказал же – я солдат, а не историк… – отвел взгляд Степанов, отчего-то ощущая себя виноватым. – Если б знал, что все так выйдет, честное слово, засел бы за Интернет… ну, за учебники, в смысле…