Анечка подняла трубку сразу.
— Это я, Сергей…
— Да, ну и что там у тебя? Скоро вернёшься?
— Да, понимаешь, какая штука, тронул я здесь в одном месте… Знаешь эти старые дома? Всё полетело к чертям. Тут нужно или сгон менять — весь ржавый, или хотя бы на скорую руку краской подмазать. А у меня ничего с собой нет. Ты позови Степана Константиновича и скажи ему чтобы он принёс…
— Какого Степана Константиновича? Участкового?
— Да, чтобы принёс мне сгон, краску и лён, у меня уже кончается.
— Алло, алло, Сергей, ты что говоришь? Какого Степана Константиновича? Почему он тебе должен приносить лён?
— Да, понимаешь, мне не хочется два раза концы делать. Тут люди спешат, нужно побыстрее.
— Алло, алло, Сергей.
Сергей говорил, не обращая внимания на её вопросы, говорил так, как будто его понимали, будто ничего особенного в его просьбе не было, но Анечка изумлялась свыше всякой меры. Она долго ничего не могла понять, потом, уловив какую-то непохожую на него настойчивость в голосе, несообразие просьбы, поняла, что происходит что-то чрезвычайное, и под конец уже стала поддакивать.
— Да, хорошо, я сейчас к нему пойду, — говорила она, — нужно, чтобы он пришёл к тебе, скажи? Скажи «да»…
— Ну конечно, полдюймовый сгон, я знаю — у него есть, мы вчера нарезали, — настойчиво повторял Сергей, подчёркивая чрезвычайность просьбы.
— Хорошо, я поняла, поняла, подожди, я сейчас…
— Да. Позови его… Я подожду.
Макар слегка успокоился. Ничего опасного в разговоре не было, кроме того, что придёт ещё один человек. «Ну, это не страшно, — подумал он, — можно будет уйти в кабинет и оставить тут слесаря одного. Тот ему передаст сгон и уйдёт. Не будут же они вдвоём здесь торчать. А если и будут, то быстрей сделают. Можно будет не показываться второму слесарю».
Сергей теперь знал, что Аня сделает всё возможное, что Степан Константинович обязательно придёт, она сумеет его убедить. Он вздохнул, успокоился, стал оглядываться по сторонам. И вдруг перехватил взгляд «профессора», который стоял ближе к кухне, рядом с открытым чемоданчиком, и внимательно рассматривал его содержимое. Проследив за взглядом, Сергей похолодел. На самом видном месте, сверху, на пучке льна лежал новенький сгон. Бог с ним, со сгоном. Может быть, «профессор» и не понимает, что к чему, не знает, что такое сгон, но в углу чемоданчика стояла не вызывающая никаких сомнений баночка из-под майонеза, наполовину заполненная краской. Спутать её с чем-то другим было просто невозможно.
— Алло, алло, ты меня слышишь? — почему-то шёпотом спросила Анечка. — Его нет…
— Ну, ладно, — вяло ответил Сергей. — Нет так нет. Я что-нибудь сам придумаю.
— Я не понимаю тебя… Мне его всё-таки найти?
— Да. Я, как закончу, сразу приду.
— Значит, прислать?
«Ах, щепок, значит, понял, значит, всё-таки понял. Ну, хорошо, понял… Тогда чего он здесь торчит? Как будто не боится? А разве есть такие, которые не боятся? Я и то боюсь. Монтёр вон как боится. Что же делать-то, что делать? Понял, хорошо, понял. Интересно, а я-то понял? Я должен понять? Ну, конечно, понял. Я ушлый профессор. Я из трудовой семьи профессора. У меня папа был слесарем-сантехником. Я эту профессию знаю лучше его. Конечно, я понял!»