Весной большая армия во главе с кесарем Вардой, царем и Василием отправлялась на войну с арабскими пиратами.

Пираты завоевали остров Крит, грабили прибрежные греческие города, уводили жителей в рабство. Византийцы уже боялись жить близко от берега, бросали дома, уходили на новые земли.

За день до выхода армии Варду отвел в сторону Лев Математик.

— Фотий и я, мы оба просим тебя отказаться от похода. Прикинься нездоровым.

— Уж не хочешь ли ты меня испугать? — засмеялся в ответ Варда.

— Жизнь твоя висит на волоске. Поверь, мы знаем больше, чем ты.

— Неужели ты думаешь, что этот юнец способен всерьез угрожать мне и я унижу себя отказом идти на войну?

На следующий день Варда проехал через Золотые ворота впереди армии.

Через месяц, 21 марта 865 года, для военного совета в палатку на берегу моря вошли трое: царь, кесарь Варда и Василий. Вышли из нее лишь двое: царь и Василий.

— Теперь наконец тебя можно назвать настоящим царем, — проговорил Василий негромко.

Он взглянул на свои могучие волосатые руки и спрятал их за спину.

В палатке лежал заколотый кинжалом кесарь.

Месяц спустя Василий стал эпархом Константинополя. Потом случилось еще более удивительное: двадцатишестилетний Михаил торжественно, в святой Софии усыновил пятидесятилетнего друга. Убийца Варды был провозглашен соправителем царя — кесарем.

Жизнь в Великой Моравии была неспокойной.

Константин и Мефодий открывали новые церкви, а зальцбургский архиепископ посылал туда своих священнослужителей.

— С крестом в руках они пытаются получить от моего народа то, чего не смогли добыть мечом — землю, доходы, власть, — с ненавистью говорил о них князь Ростислав.

Но прогнать их силой не решался.

Архиепископ и так постоянно жаловался на моравские дела папе римскому Николаю.

Теперь Мефодий жалел, что они с братом отказались от епископских жезлов, которые предлагал им Фотий. Константин был простым священником, а брат и того меньше — обычным монахом.

Они не могли дать церковных должностей своим ученикам. Этим ведал один лишь архиепископ.

Моравская земля принадлежала ему и римской церкви — так считал он. А Фотий и Николай были во вражде.

— Ученики ваши владеют лишь варварским наречием, латыни они не знают, — объяснял он братьям. — Священник должен читать по-латыни.

Народные учителя готовы были разъехаться по селениям, но архиепископ не допускал их к просвещению славян.

Лишь одного ученика — Славомира — он согласился признать, и то после многих писем князя Ростислава — Славомир был родственником князя.

— Думаю, настала пора проститься с мощами святого Климента, — сказал однажды вечером Константин брату, когда они возвратились из замка князя.

— Ты хочешь позволить захоронить их в здешнем храме? — удивился Мефодий. — Это доброе дело.

— Просто настала пора ехать в Рим, — объяснил Константин. — Если здешний архиепископ отказывается посвятить наших учеников в сан, это сделает папа римский. Ему мы и повезем мощи.

— Не лучше ли в Константинополь? Ведь все знают о твоей дружбе с Фотием, а Фотий — враг Николая.

— Боюсь, что в Константинополе сейчас не до нас.