Начальник легионеров написал в столицу доклад о том, что Климент своими делами обращает в христианство сотни местных жителей. Из Рима пришел ответ, как поступить с проповедником.

Перед казнью Климента долго мучили, а потом привязали к якорю и бросили в море, чтобы христиане не оказали почестей всплывшему его трупу.

Были и другие легенды. Говорили, что тело Климента бросили на небольшой глубине, и христиане вытащили его. Они похоронили его вместе с якорем на пустынном острове около Херсонеса.

Через сотни лет запустела земля херсонесская.

Когда-то были здесь огороды, луга, виноградники. Кочевые орды одна за другой проходили по культурным землям, вытоптали они луга, выжгли виноградники, заросли и окаменели с тех пор огороды.

Невежественные, полудикие люди окружали херсонесскую крепость. И жители Херсонеса иногда по нескольку лет боялись покидать каменные защитные стены.

Хорошо еще, что в древние времена вырыли жители глубокие колодцы далеко за стенами города и шла оттуда по водопроводам вода.

Константин ходил мимо красивых старинных построек, галерей с колоннами, мимо статуй на перекрестках и обдумывал планы, что полагалось сделать прежде всего.

Прежде всего полагалось подготовиться к диспуту, который хотел устроить хазарский царь-каган. В первую очередь — углубить познания в языке, на котором говорили при его дворе.

Стратиг Херсонеса и городской епископ нашли человека, читающего книги древних евреев и хорошо говорившего на их языке.

Но не хотел, не мог Константин жить в этом городе лишь для того, чтобы учить язык да готовиться к диспуту.

С того вечера, как они с Фотием говорили о просвещении болгар с реки Брегальницы, Константин передумал немало. Тогда в нем еще только прорастали тайные мысли, а теперь он уже твердо мог сказать самому себе — он, Константин, тот человек, который должен создать письменность для славянских народов. Для этого он и рожден на земле.

Раньше он лишь говорил на наречии славян, живших в Македонии, не думая о законах этого языка. Теперь он стал изучать правила, по которым славянский язык был построен.

Но Фотий не зря напоминал, что церковь так легко не разрешает переводить книги на варварские языки.

Сам, по собственной воле Константин не мог взяться за создание славянской грамоты. Любой монах обвинил бы его за это в дьявольском наущении, будто создана такая грамота не для пользы человеческой, а из высокомерной гордости, чтобы отторгнуть славянские народы от вселенской церкви.

Человек, осмелившийся создать письменность, должен стоять высоко в глазах царя и церковной власти. И то лишь по указу императора да патриарха может он взяться за создание новой грамоты. По крайней мере, все должны быть уверены, что мысль такая сначала осенила голову императора. Константин хорошо это понимал.

Если бы сейчас здесь он нашел останки знаменитого старца, то такая ценная для церковников находка дала бы ему право на создание славянской письменности. А затем осталось бы только ждать удобного случая, чтобы незаметно подтолкнуть царя к повелению…

Местные люди о Клименте вовсе ничего не слышали.