Иоанн снова поднял руку.
— Тогда скажи мне, почему вам не стыдно молиться на те же куски дерева, которые вы называете иконами?
Константин молчал.
Иоанн отступил назад. Он понял, что победил, и ему даже жалко стало этого худосочного юношу, так храбро вызвавшегося спорить с ним.
Он еще раз взглянул на Константина, хотел жалостливо покачать головой и удивился. Оказывается, у юноши был готов ответ.
— Икона — это действительно кусок дерева. Но ты ошибаешься, когда утверждаешь, что мы молимся дереву. Источник твоего заблуждения — смешение понятий сущности и ее внешней формы. Мы думаем во время молитвы не о дереве, а возносимся мыслями к тому, чей запечатленный образ мы видим.
Что поднялось тут в зале!
Все вскочили, принялись топать, свистеть, кричать. Многие показывали на Иоанна пальцами и хохотали.
Иоанн пытался задать следующий вопрос, но Константин его едва расслышал.
— Какое изображение Господа соответствует действительности, если его рисуют по-разному у греков, латинян, в Египте и Индии?
И на этот вопрос он нашел достойный ответ.
— Скажи, одинаковые ли эти слова? — Тут Константин произнес слово «жизнь» по-латински, по-арабски и по-славянски.
— Конечно, разные, — ответил Иоанн Грамматик, не знавший тех языков.
— Ты ошибаешься. Я произнес одно и то же слово. Как видишь, внешняя форма может быть разная, а сущность одна…
— Хвала Константину! — орали во всю глотку люди, точно так же, как на ипподроме они славили возничего Василия. — Константину-философу слава!
Теперь публике было уже все равно, она считала Константина правым, что бы он ни говорил.
Из задних рядов стал проталкиваться монах с рыжими лохматыми волосами. Наконец он вырвался на середину, подскочил к Иоанну, наставил на него палец и визгливо закричал:
— Ты! Ты у святого образа Димитрия глаза выжег! В келью ему икону повесили, — стал объяснять монах, почти рыдая, — а он глаза на ней выжег! Тьфу на тебя! — И монах плюнул в лицо Иоанну.
Толпа улюлюкала. Константину показалось, что о нем, об их споре уже забыли, но тут из зала крикнули:
— Философ! Ты там ближе стоишь. Хватит с ним спорить! Глаза ему надо выколоть, а не спорить!
— Выжечь глаза! Выжечь! — подхватила публика.
Наконец стража увела Иоанна, и Константин подошел к своим друзьям.
Его поздравляли с победой. Феоктист при всех крепко обнял его, сказал, что завтра царица выдаст ему награду.
На улицах народ шумно радовался при его появлении.
А ему было пусто и горько. Не такой победы он хотел.
Он хотел честного боя и честного спора. Он хотел убедить гордого старца, а вовсе не победить его. И он бы убедил, он был уверен в этом. Но какое может быть убеждение, если каждое твое слово поддерживает беснующаяся толпа!
Константин вспомнил стихи Касии, те самые, которые обсуждали ученики в его первый день учения у Фотия:
Сейчас он еще сильней почувствовал глубокий их смысл.
На другой день Феоктист радостно сообщил:
— Варда и Михаил приглашают тебя завтра на праздничный обед. Ты будешь самым почетным гостем.
Константин не любил дворцовые обеды с пьянством и нелепыми разговорами.