И замерла на стуле, глядя на фигурку. Рваная занавеска, прикрывавшая окно, начала просвечивать. Девушка не шевелилась. Вдруг

полдень

она как будто на что-то решилась.

полдень. зенит

Она встала и отправилась в спальню. В одном из углов этой комнаты давно отошел плинтус. Она его отогнула. А когда снова вдвинула на место, в руках у нее ничего не было.

Полдень. Зенит.

Недавние дожди промыли воздух, полностью вернув ему чистоту и синий, как некий символ, цвет. Солнце заставило зажмуриться, когда она оказалась на улице. На ней была привычная одежда: черная куртка, мини-юбка, сапоги и чулки. Она прошла через двор под молчаливыми взглядами соседей. В этом доме никто ни с кем не разговаривал, делая исключение лишь для родных. Это были выходцы из разных стран, говорившие на разных языках. Чужим они не доверяли, и правильно делали. Жили в страшной тесноте, ютясь в крошечных, скрытых от чужих глаз квартирках. Она знала, что была в привилегированном положении: у нее – собственная квартира. Патрисио не раз ей об этом говорил.

Вошла в телефонную будку, опустила несколько монеток и набрала номер. Домашнего телефона у нее не было. Патрисио не считал, что ей нужен телефон, потому что свидания оговаривались в клубе, кроме того, звонить ей было некому, за исключением его самого. Номера, который она дала Рульфо, в природе не было.

Теперь номер телефона Рульфо стал одним из двух номеров, которые она знала.

Но набрала она другой.

И так сильно нервничала, что вынуждена была набрать еще раз. Сама не знала, что делает. Трубка просто вываливалась у нее из рук. Пока слушала далекие гудки, попыталась успокоиться.

Страх, сильнее которого ей еще не доводилось испытывать, заставлял ее дрожать всем телом, но боялась она не возможного возмездия со стороны человека в черных очках или Патрисио. Оба они давно уже заставили ее увериться в том, что ад существует и находится он на планете Земля, но в данный момент она страшилась не этого. Это не походило даже на испуг, который охватил ее в доме Лидии Гаретти или в ее погруженной в темноту спальне, нет, теперь это был ужас, причем более глубокий и древний, словно привычный ежедневный страх сдернул с себя маску херувима и уставился на нее лишенными зрачков глазами, не стирая красноватой улыбки.

В трубке наконец послышался его голос:

– Слушаю.

Она прочистила горло. Собралась с силами:

– Это я, Патрисио.

Тишина.

– Ты? А кто ты?

– Ракель.

– A… Ну и что тебе сейчас понадобилось?

В тех немногочисленных случаях, когда она ему звонила, речь всегда шла о просьбах. На какие-то из них Патрисио откликался, на другие – нет. Ведь нельзя же беспокоить его по поводам, которые не представляют насущную необходимость!

– Ты будешь говорить или как? Тебе что, клиент язык откусил?

– Я не приду сегодня в клуб, – с трудом выговорила она. После этой первой фразы сказать остальное было уже легче. – И на встречи с клиентами… И завтра тоже… Я не приду больше никуда и никогда… – В ее воображении рисовалась круглая физиономия Патрисио, последовательно приобретавшая все более темные оттенки. – Я решила все бросить. Я уезжаю… Бросаю…