Уже смеркалось, когда один из охотников подал с дерева знак.

— Цези![74] — раздался приглушённый шёпот Бокха.

Ганнон приподнялся на локтях. Издалека послышался шум, похожий на грохот перекатывающихся по трюму глиняных сосудов. Шум шёл со стороны чащи. И вот показался первый слон. Гигант шагал величавой, уверенной поступью. Иногда он глубоко втягивал воздух, выпрямлял хобот, и тогда можно было увидеть огромную пасть с отвислой нижней губой и два длинных бивня, казавшихся розовыми в свете вечернего солнца. Это был вожак. За вожаком шла слониха со слонёнком. Слонёнок был ростом с лошадь, но резвился, как щенок, тёрся о ноги матери, прыгал, смешно крутя своим коротким хвостом. Когда он попытался отбежать в сторону, слониха слегка шлёпнула его хоботом. Издав звук, напоминающий хрюканье, слонёнок послушно подбежал к матери и чинно зашагал с нею рядом. За слонихой шли гуськом ещё пять слонов.

Из лесу на конях выскочило двое охотников. Они неслись на вожака, издавая воинственные крики и потрясая копьями. Вожак остановился, коротко и тревожно прогудел. Остановились и другие слоны.

Один из охотников приблизился к животному. Карфагеняне поняли: он должен отвлечь его внимание. Казалось, слон вот-вот обрушит на смельчака свой хобот. Но другой охотник с удивительной ловкостью спешился, подскочил к слону и обеими руками вонзил в живот великана длинное копьё. Слон поднял кверху хобот, и из его пасти вырвался глубокий, яростный стон, перешедший в рёв. Казалось, этот звук издавало не животное, а отставший воин, застигнутый врасплох врагами. Прижав к губам свой рог, он трубит и зовёт на помощь. Вдруг раненое животное бросилось бежать. Древко копья задевало землю, кусты. Его остриё ещё глубже впивалось в рану.

В это время к бегущему слону приблизился первый охотник. Но конь его споткнулся, и всадник вместе с ним оказался на земле. С поразительной быстротой разъярённый слон схватил охотника хоботом за туловище и со страшной силой ударил о землю.

Крик ужаса вырвался из уст фарузиев.

Гигант, расправившись с охотником, стал топтать коня, но вдруг пошатнулся, повалился на колени и рухнул на бок. Хобот его колотил землю. Но, когда подбежали охотники, животное уже затихло. В его маленьких чёрных глазах, казалось, светился укор.

Взявшись за руки, фарузии плясали вокруг слоновьей туши. Потом по одному они подходили к ней и, наклонившись, целовали слона в лоб, чтобы испросить у его могущественного духа прощение.

Ганнон оглянулся. Он отыскал глазами останки охотника и его коня. Бокх перехватил взгляд Ганнона:

— У нас говорят: «Кто идёт с копьём на слона, не знает, умрёт он или слон».

Охотники внезапно замолкли и остановились как вкопанные. В тишине прозвучал голос вождя.

— Делят мясо! — пояснил Бокх. — Голова и правая задняя нога достанутся тому, кто нанёс слону первую рану. Остальное мясо поделят поровну.

— А бивни? — заинтересовался Ганнон.

Маврузий не успел ответить. Вождь взмахнул рукой, и охотники со сверкающими в руках ножами ринулись к туше. Каждый заранее облюбовал себе кусок.

Уже стемнело. Было решено заночевать здесь. Вскоре загорелись костры. В их свете блестели обнажённые смуглые спины охотников. Карфагеняне расположились у одного из костров. Ганнон задумчиво глядел на прыгающие языки пламени.