– Я хочу, чтобы ты помнил мое имя, – сказала я Хэнку. – Хочу, чтобы ты помнил, что я сделала для тебя то, что ты должен был сделать для меня: просто проявить милосердие.

На его лице, горевшем яростью и ненавистью, появилось выражение настороженного размышления. Он, конечно, был умен, но я все же сомневалась, что он так сразу понял, к чему я клоню.

– Я не возглавлю поднятое тобой восстание нефилимов, – продолжала я. – Потому что ты не умрешь. Больше того, ты будешь жить по-настоящему долго. Вот только жаль, жить ты будешь не в шикарном отеле «Ритц». Если, конечно, Патч не собирается переоборудовать эту камеру и превратить ее в пятизвездочный люкс.

Я вскинула брови и взглянула на Патча, предлагая ему обдумать эту перспективу.

«Что ты делаешь, Ангел!» – услышала я его шепот в моих мыслях.

К своему изумлению, я вдруг поняла, что могу отвечать ему так же телепатически. Эта способность казалась совершенно естественной, словно кто-то просто щелкнул встроенным в моем мозгу выключателем.

Я послала ему ответ:

«Я не буду убивать его. И ты тоже, даже не думай».

«А как же архангелы? Мы же заключили сделку!»

«Это неправильно. Мы не должны убивать его. Я думала, что хочу этого, но ты был прав: если я убью его, то никогда не смогу забыть об этом. Я буду думать об этом всю оставшуюся жизнь, а это совсем не то, что мне нужно. Мне нужно двигаться дальше. Поэтому я принимаю правильное решение».

И хотя я не стала его озвучивать, я была абсолютно уверена: архангелы использовали нас, чтобы мы выполнили за них грязную работу. Их грязную работу. Но мне уже хватило грязной работы.

К моему изумлению, Патч не стал спорить. Он повернулся к Хэнку:

– Пожалуй, я предпочту, чтобы эта камера оставалась холодной, темной и тесной. А еще я сделаю ее звуконепроницаемой. И как бы долго, как бы громко ты ни кричал, только твое собственное ничтожество отныне составит тебе компанию.

«Спасибо», – сказала я Патчу от всего сердца.

По его губам скользнула слабая улыбка:

«Смерть – это слишком хорошо для него. Так гораздо веселее».

Несмотря на более чем серьезные обстоятельства, я еле удержалась от смеха.

– Это тебе за то, что ты поверил Дабрии, – сказала я Хэнку. – Она вовсе не пифия, она просто психопатка. Век живи – век учись.

Я предоставила Хэнку последнее слово, но он хранил молчание, как я и ожидала. Конечно, я надеялась, что он хотя бы попытается как-то оправдаться, но особо на это не рассчитывала. Вместо этого на лице Хэнка показалась странная, неуместная, едва заметная улыбка, словно он предвкушал что-то. Разумеется, это меня обеспокоило, но я решила, что он этого и добивался.

В тесной камере стояла тишина. Напряжение, от которого воздух аж трещал, ослабело. Пытаясь избавиться от мыслей об Хэнке, я вдруг очень остро почувствовала, что Патч рядом, у меня за спиной. И сразу атмосфера резко изменилась, а моя неуверенность сменилась облегчением.

Я вдруг поняла, что ужасно устала. Сначала у меня задрожали руки, потом колени, ноги подкашивались и стали словно ватные. Словно тошнота, откуда-то из желудка подкатывало чувство опустошения. Стены камеры, застоявшийся воздух, даже Хэнк – все было словно в тумане. И только Патч, стоявший рядом, не давал мне упасть.