Сестра изобразила меня в черных жакетах с высокими воротниками и юбках с разрезами по бокам, чтобы легче было двигаться. Плечи смотрятся так, словно они армированные; на нескольких набросках рукава блестящие, словно бы металлические.
– Размер они смогут снять с меня, – предлагает Тарин. – Тебе даже на примерки приходить не нужно.
Исподволь рассматриваю сестру. Тарин не любит конфликты. Со всеми ужасами и неурядицами нашей жизни она справляется очень просто – немедленно приспосабливается к ним, как те ящерицы-хамелеоны, что меняют окраску под окружающую среду. Она – человек, знающий, как одеваться и как себя вести, потому что внимательно изучает тех, с кем общается, и подражает им.
Тарин умеет подобрать наряд так, чтобы он содержал некое послание – даже ее рисунки предупреждают: «Держись от меня подальше, а не то отрублю тебе голову». Не то чтобы я не верю в ее стремление помочь, но с учетом того, что ее собственная свадьба уже не за горами, она тратит на меня слишком много времени.
– Ладно, – говорю я. – Чего ты хочешь?
– О чем ты? – изображая невинность, спрашивает она.
– Ты хочешь, чтобы мы снова стали подругами, – объясняю я. – Я это ценю. Хочешь, чтобы я пришла на твою свадьбу, и это здорово, потому что мне хочется на ней побывать. Но ты… ты делаешь для меня слишком много.
– Я умею быть милой, – отвечает она, стараясь не встречаться со мной взглядом.
Жду. Некоторое время мы обе молчим. Знаю, что Тарин видела разбросанную на полу одежду Кардана и ни о чем в связи с этим не спросила. Мне уже тогда следовало догадаться, что она чего-то хочет.
– Хорошо. – Сестра вздыхает: – Дело не такое уж важное, но кое о чем мне хотелось бы с тобой поговорить.
– Только без шуток. – Я невольно улыбаюсь.
Тарин бросает на меня напряженный взгляд.
– Я не хочу, чтобы Локк был Магистром Увеселений.
– И я не хочу.
– Но ты же можешь что-то сделать! – Она теребит пальцами юбки. – Он жаждет драматических переживаний. И как Магистр Увеселений может разыграть все эти… даже не знаю, как их назвать… истории. Для него вечеринка не столько застолье с выпивкой, сколько событие, способное вызвать конфликт.
– Так… – Стараюсь сообразить, что это может сулить политике. Ничего хорошего.
– Ему хочется узнать, как я буду реагировать на то, что он делает, – говорит Тарин.
Это правда. Локку, к примеру, очень хотелось узнать, достаточно ли Тарин любит его, чтобы позволить ему ухаживать за мной, пока она рядом будет молча страдать. Думаю, ему интересно было узнать то же самое про меня, но я оказалась слишком обидчивой и колючей.
Тарин продолжает:
– Локк делает это и с Карданом. И с Кругами Двора. Он уже говорил с Жаворонками и Граклами, искал их слабые места, прикидывал, какие дрязги сумеет разжечь и каким образом.
– Локк может принести пользу Жаворонкам, – замечаю я. – Дать им тему для баллад. – Что касается Граклов, то если бы он мог тягаться с ними по части кутежей, то уже сделал бы это. Но у меня хватает ума не высказывать эту мысль вслух.
– Когда он рассказывает, все это кажется забавным, даже если речь идет о страшных вещах, – жалуется Тарин. – Но если Локк останется Магистром Увеселений… Он заведет любовниц и отдалится от меня. Я боюсь этого. Джуд, пожалуйста, сделай что-нибудь. Знаю, ты скажешь, что предупреждала меня, но все равно.