По прибытии полиции он заявил, что Молли и еще двадцать два ребенка взяты им в заложники. Глупцом он не был, собственно, получил два университетских образования, а потому прекрасно понимал: убив двоих и ранив троих, он лишился каких-либо шансов остаться на свободе. И тогда злость, которая всегда кипела в нем, переросла в полыхающую ярость. Он решил: раз ему не дано получить опеку над дочерью, которой он так упорно добивался, он лишит и других родителей радости общения со своими детьми.

— Однажды, когда я работал в розарии один, передо мной вдруг появился девятилетний мальчишка с фотоаппаратом.

Рендер убил пятерых из двадцати двух детей, прежде чем Молли застрелила его. Он принес с собой два пистолета и запасные обоймы. Когда он перезарядил оба, какие-то слова, донесшиеся из полицейского мегафона, вызвали у него такую дикую ярость, что он оставил один пистолет на учительском столе, повернувшись к нему спиной.

По прошествии двадцати лет его голос, окрашенный в более мрачные тона, чем обычная злость, все равно зачаровывал ее:

— Чтобы продемонстрировать приятелям свою храбрость, он проделал дыру в заборе, далеко от корпусов лечебницы, и углубился на территорию, намереваясь сфотографировать одного из знаменитых пациентов. Фотографии этой предстояло стать вещественным подтверждением подвигов, о которых он потом намеревался рассказать.

В восемь лет Молли, конечно же, не умела обращаться с оружием, но схватила пистолет, оставленный на учительском столе. Держа его двумя руками, трижды нажала на спусковой крючок. Отдача испугала ее и едва не сбила с ног, но ей удалось ранить Рендера дважды. Первая пуля попала в спину, вторая — в правое бедро, третья, к счастью не задев никого из учеников, вонзилась в стену.

— Знаменитым пациентом, на которого он наткнулся, оказался я. Мальчишка, конечно, держался настороже, но я его очаровал, согласился попозировать, и он восемь раз сфотографировал меня среди роз.

Когда Рендер, дважды раненный, рухнул на пол, оставшиеся семнадцать учеников убежали. И тут же в класс ворвались спецназовцы, чтобы найти Молли, которая горько плакала, сидя рядом со своей тяжелораненой учительницей. Миссис Пастернак выжила, но остаток дней провела в инвалидном кресле.

— Когда наша маленькая фотосессия подходила к концу, мальчишка чуть потерял бдительность. Я ударил его в лицо, сильно, потом еще раз и наконец задушил среди роз. Конечно, я получил бы куда большее удовлетворение, если бы на его месте была юная девушка, но приходится работать с тем, что попало под руку.

В тот кровавый день, чуть позже, за двадцать лет до нынешней встречи, Молли удивлялась, что смогла ранить отца дважды, выпустив три пули, хотя раньше не брала пистолет в руки, хотя ее трясло от ужаса, хотя отдача после каждого выстрела чуть не сбивала с ног. И сам факт, что ей удалось остановить его, казался чудом.

— Недалеко от розария находилась старая цистерна, огромное подземное хранилище для воды с каменными стенами. Когда-то здесь была сложная дренажная система, по которой избыток дождевой воды доставлялся в цистерну, а в сухие месяцы вода эта использовалась для полива.