– Поклянись всеми своими деньгами, – не выдержала я, – обычно люди клянутся наиболее дорогим – для тебя это определенно шуршащие купюры. Хватит актерствовать. Где Лариса Ерофеева и Галя Вербова?

– Впервые о них слышу, – снова завел Ремчук. – Я ничего плохого не сделал, Кира скончалась от передоза, можно эксгумировать тела наших жен, Насти и…

Тут уже я подскочила к Антону, вцепилась ему в плечи и громко сказала:

– Кошелек Лоры Фейн выпал из твоей куртки! Значит, ты пересекался с убитой.

– Никогда не слышал про Лору Фейн, – простонал Ремчук.

– Она посещала медцентр, – напомнил Макс.

Антон Борисович вывернулся из моих рук и заплакал:

– Сюда ходит огромное количество народа.

Я внезапно поверила врачу и поняла, что ситуация могла быть иной.

– Слушай внимательно. У вас с Яковом одинаковые куртки, их купила агрессивно заботливая Марфа Матвеевна. У вас с Бариновым похожие фигуры. В тот день, когда нашлось портмоне, медсестра Ксюша издали приняла тебя за главврача, ты бросил ветровку на диван, из кармана выпал кошелек. Думаю, Лора Фейн, засовывая портмоне в карман, предполагала, что это куртка Баринова. Вспоминай, когда и где ваши вещи висели рядом?

– Дней пять-шесть назад, точно не помню, у меня с памятью стало совсем плохо, я приезжал к Якову, – зачастил Ремчук, – понимаете, хотел уговорить его покаяться. Не мог много лет себя заставить посетить место смерти Киры. Не бывал в особняке Баринова семь лет, но вот решился. Прикатил без звонка, рано утром, вошел на участок, позвонил, попытался побеседовать с Яшей. Знаете, что он мне ответил? «Антон, тебе необходима помощь хорошего психотерапевта. Понимаю, что ты не можешь осознать побег жены из семьи, но при чем здесь я? Злата и Настя дома, они, правда, еще спят, поэтому я не могу их позвать, чтобы ты убедился: у нас полный порядок. Уезжай и обратись к специалисту».

И я ушел, понял, что Баринов помутился рассудком. Понимаете, я, врач, не замечал ранее при общении с другом ни малейших признаков проблем с психикой. Конечно, я не являюсь ни психологом, ни психиатром, но ведь обязан был увидеть хоть что-либо! Да, мы никогда не обсуждали смерть Киры, Златы и Насти. Ни разу о ней не вспомнили за семь лет. Да, я не приезжал после того ужасного июля в особняк друга, просто не мог. Я боролся один со стрессом и чувством вины. Да, да, да! Мы с Бариновым спрятали голову в песок, решили: если беда не вспоминается, ее и не существовало! Это трусость! И я, в конце концов, решился вскрыть нарыв, приехал к Якову, а он… Вы бы видели, во что превратился его коттедж! Окна заделаны ставнями, заперты наглухо! Через каждую пару метров камеры! В комнате, в коридоре! Я, как вошел, попятился, прямо мне в лицо объектив уставился, а Яша говорит:

«Не волнуйся, я включаю аппаратуру, только когда уезжаю на службу, в моем присутствии она не работает. И чего ты испугался? Это просто видеозапись, я боюсь, что в дом влезут грабители и испугают Злату с Настей. Время сейчас стремное».

– Немедленно говорите адрес! – приказал Макс.

– И где Марфа Матвеевна? – догадалась спросить я. – Что поделывает Яков Сергеевич?