– По тем, кто высовывается, русские иногда постреливают.

Словно подтверждая его слова, о камни ограждения вжикнула пуля. На миг Виллигута окатило волной мутного, животного страха. От него потемнело в глазах, захотелось упасть и сжаться в комок.

С немалым трудом удалось подавить это желание, и бригаденфюрер отошел в безопасное место, соблюдая достоинство.

– Верховный арман забыл еще один вопрос, – проговорил Виллигут, чувствуя, как на нем останавливаются семь недоуменных взглядов. – В чем причина того, что мы потерпели поражение?

– Фюрер в последние дни перед смертью всё говорил о саботаже. – На губах Дитриха обнаружилась очень странная улыбка. – Но в нашем случае этот вариант исключен.

– Вне всяких сомнений! – решительно поддержал оберстгруппенфюрера Хильшер. – Слишком далеко, скорее всего, зашло разложение мира, слишком он погряз в еврейской нечистоте, и даже сверхчеловек не в силах его спасти.

– Не время для сверхчеловека… – вполголоса сказал Виллигут, но его перебил Дан.

– Я же говорил о том, что мы не вовремя начинаем! – заявил он. – Из вас всех я один понимаю в астрологии. Виной всему – квадрат Марса в одиннадцатом доме к Меркурию во втором! Именно этот аспект привел к неожиданному уничтожению наших запасов сыворотки…

– Всё не так! – поморщился Бюнге. – Просто мы забыли о благодарственных жертвах за дарованную Господами Земли победу, и боги отвернулись от нас!

– Теории можно выдвигать какие угодно, – в голосе доктора Хирта не слышалось иронии, и это делало его незнакомым, чужим. – Но что предлагает верховный арман?

– Держаться до последнего, – ответил Хильшер. – Вдруг американцы смогут заставить русских покинуть Верхнюю Австрию.

– Сомнительно, – проворчал Карл Филер.

– На случай, если положение станет критическим, у нас остается одна возможность – совершить ритуал Врат, впустить в этот мир то, что впускать нельзя.

– Но мы же при этом погибнем! – сказал громко Феликс Дан.

– Да, – кивнул верховный арман. В голосе его звучало злобное торжество. – Но и они – тоже!

– Но ритуал надо проводить около алтаря Грааля, – заметил Бюнге. – А его не перетащишь в подземелье?

– Стены донжона толсты, – пожал плечами Хильшер. – И выдержат даже прямое попадание снаряда. Ведь после ритуала нам всё равно умирать, так что – какая разница?

– Действительно, какая разница, – пробормотал Виллигут и побрел к чернеющему в полу квадрату люка.

– Куда вы, бригаденфюрер? – догнал его вопрос Дитриха.

– В зал церемоний, – ответил Виллигут, не оборачиваясь. – Пора начинать подготовку к открытию Врат.

После площадки на лестнице показалось неожиданно темно, и он спускался почти вслепую, держась за стену. Под ногами жалобно лязгали ступеньки, а сверху доносились возбужденные голоса соратников.

Верхняя Австрия, окрестности замка Шаунберг

6 августа 1945 года, 21:58 – 22:45

Вид стен и башен вызывал у Петра смешанные чувства. С одной стороны, он ненавидел место, в котором испытал величайшую боль в жизни, из-за которого погибло столько хороших товарищей. Но с другой, видеть логово загнанного в угол врага было приятно. Наверное, схожие ощущения испытывали солдаты, шедшие на штурм Берлина – вот он, последний оплот. Взять его, и всё, конец войне…