Наступило утро среды, 29 апреля.

Ревко с тревогой, не позавтракав, пришел во дворец культуры в начале девятого, намного раньше, чем обычно. Сегодня должна умереть Маргарита. Как и где это произойдет?

Уборщицы повсюду мыли полы. Ему пришлось обходить ведра, швабры, женщин в серых рабочих халатах. Они здоровались с ним, он машинально отвечал.

В кабинете он подошел к окну, закурил, стоял и ждал. Когда Ревко увидел Макарову, идущую от остановки общественного транспорта, вздрогнул. Она выглядела так же, как и всегда, здоровой и бодрой. Шла легко, постукивая каблуками, в строгом костюме, который ей очень шел. Волосы уложены, на лице улыбка. Сумка через плечо.

Может, яд не подействовал? Ева перемудрила с ним? Не хватало еще, чтобы он сработал не до конца, вызвал приступ, но не убил бы. Вот тогда вопросов возникнет много. И в первую очередь у самого секретаря обкома.

Ревко чертыхнулся, не заметил, как докурил сигарету до фильтра и обжег пальцы. Он бросил затухший окурок в форточку, сел за стол, разложил перед собой бумаги. Макарова должна зайти к нему, поздороваться.

Директор дворца культуры взглянул на часы. 8.30. Жена секретаря обкома была пунктуальна. Через несколько минут она постучала в дверь.

– Да.

– Доброе утро, Ефим Макарович.

– Добрый, Рита. Проходите. Вы почему стучали?

– Закрыто было. Что-то у вас вид какой-то нехороший, Ефим Макарович. Вы часом не заболели?

– Зуб, Маргарита Аркадьевна, – сказал Ревко первое, что пришло ему в голову. – Разболелся ночью, не дал выспаться. Я уж и так, и этак, и лекарство, и тампон с одеколоном. А вот сейчас вроде прошел.

– Вам надо к врачу.

– Знали бы вы, как я боюсь этих зубных врачей. Как увижу бормашину, меня в пот бросает. Вроде всякого в жизни повидал, а вот дантистов пугаюсь.

– Вы как мальчишка, ей-богу. Немедленно идите в поликлинику. Хотите, я позвоню мужу и он вас определит к обкомовскому?… – Она вдруг побледнела, не договорила фразу.

– Что такое, Маргарита Аркадьевна? – с волнением осведомился Ревко, хотя прекрасно знал, что происходит.

– Ой, не знаю, жжет в груди.

– Вы проходите, я сейчас вам валидола дам.

– Не надо, пройдет. Это впервые. Больно!

Женщина вскрикнула, схватилась рукой за сердце и повалилась на пол.

Ревко метнулся к ней и крикнул в открытую дверь:

– Эй кто там есть, на помощь!

Прибежали заведующая сектором работы с молодежью Клавдия Голикова и физрук Вячеслав Горбунов.

– Ой! – вскрикнула Голикова. – Что это?

– Не видите, Маргарите Аркадьевне плохо, воды быстро, корвалол, валидол, все, что есть в аптечке. Слава! – Ревко бросил взгляд на физрука. – Вызывай «Скорую», похоже, у жены секретаря обкома сердечный приступ. Я положу ее на диван.

Он прикоснулся к женщине и понял, что никакая «Скорая» уже не поможет. В уголках ее губ образовалась пена, дыхания не было, пульс не прощупывался. Но Ревко продолжал инициировать бурную деятельность.

Он перенес Маргариту на диван, пока физрук кричал в телефонную трубку:

– «Скорая», это Дворец культуры. Похоже, у жены секретаря обкома Макаровой сердечный приступ, она без сознания. Быстрее приезжайте!