А у Гришки такой тетрадки нет. Когда я спросила почему, мама как-то поскучнела, сказала, что работать вышла и ничего не успевала записывать. Наверное, ему обидно.
Про это я тоже думала, когда шла. Если у меня будут дети, то я всем такие тетрадки заведу, даже если буду пахать как вол. Даже если у меня будет одиннадцать детей! Потому что каждый ведь – отдельный человек и каждому интересно знать, какой он был в детстве. Когда пошел, какое первое слово сказал, и все, что смешного сделал, и как его любили, как вот прямо крышу сносило у мамы от любви и нежности. Потом ведь такого уже не будет. Потом ты начнешь грызть ногти и вымахаешь в стосемидесятипятисантиметровую дылду.
Давайте только я города не буду называть своими именами? А то еще скажете потом, что я кого-то на подвиг вдохновила и карту подробную дала. Так что просто по букве алфавита: альфа, бета, гамма и так далее. А греческий алфавит беру, чтобы вы не забывали, что я все-таки в супер-гимназии учусь, не просто так. Точнее училась. Немного все-таки грустно, что вот так вышло с гимназией. Что пришлось ее бросить накануне экзаменов. Назад, конечно, меня не примут. И вообще не знаю, как теперь выпутываться. На второй год, наверное, придется оставаться. И вот от этого грустно. Ну, все же директор хорошо ко мне относился, увидел какую-то там искру. Я не знаю, куда она делась. Погасла, может, от усталости. Я просто не хочу, чтобы вы думали, будто я это сделала с целью что-то кому-то доказать. Не было такого, правда. Я просто устала как-то вот совсем…
Что было самое страшное… самое-самое страшное? Первая ночевка, наверное. И вторая, пожалуй, тоже. Первый день я вообще легко прошла. По родному-то городу! Топаешь себе, по сторонам смотришь. На ходу бутерброды жуешь, которые дома сделала.
Телефон зазвонил в восемь вечера. Примерно в это время мама с работы приходит. Вот я балда, что сразу его не выключила! Звонок – и я почти нажала «ответить». Хорошо, что палец промахнулся, скользнул по экрану. Я побыстрее телефон выключила. Во-первых, заряжать его негде, и лучше пусть спит, а в какой-нибудь совсем критический момент я его включу. Мало ли… Ну, а во-вторых… Я же понимала, что если отвечу сейчас, то меня вернут. Да я сама вернусь. Потому что вечерело уже. И становилось страшно. Дорога, машины и поля вдоль дороги. На меня прямо ужас накатил. Что мне ночью делать? Завернуться в спальник и лечь в канаву? Так начало мая, холодно еще! И вдруг меня убьют? Не знаю зачем, просто так. В общем, я шла и дрожала. Мерзла. Даже плакала. Сначала тихонько, а потом уже в голос. И еще я устала. Ноги болели. Сильно. Я себя даже ненавидеть начала. Потому что… ну, вот что мне стоит сейчас развернуться, позвонить папе и сказать: забери меня домой? Но нет! Я не могла! Рыдала и шла, как дура, вперед! Папа прав – у меня ужасный характер.
Уже совсем стемнело, когда я вышла к дачному поселку какому-то. Я прямо взвыла от счастья! Ведь весна! Никого там еще нет, наверное! И можно у кого-нибудь на веранде залезть в спальник и поспать!
Мне ужасно повезло. Я нашла маленький хорошенький домик, голубого цвета, с двумя окошками. На участке росло много деревьев, а дверь в домик закрывалась просто на крючок. Я зашла. Там было чисто и даже уютно. Только пахло мышами. Я смогла развести маленький костер в их мангале, согрела воду и заварила себе лапшу растворимую. Воду я в ручье набрала, еще на входе в поселок. В общем, устроилась с шиком. И всю ночь не спала. Просто не могла уснуть. Страшно и тоскливо как-то. Думала о своих. Мне казалось, что я очень толковое письмо написала, так, чтобы они не переживали. Но Гришка, наверное, все равно будет. Да и мама с папой тоже. Я это понимаю. Но телефон так и не включила. Просто я бы не выдержала, если бы со мной кто-то стал разговаривать сейчас. Я обняла свою лошадь Марусю. Выстиранная, она пахла уже не пылью, а нашим, домашним, мылом. И так мне стало плохо в этот момент, что я заплакала опять. Не то чтобы разревелась в голос, а тихонько поплакала да и все. Может, вообще от усталости. Короче, я только к утру уснула и проспала до обеда. Хорошо, что май и будний день, на дачах этих я так никого и не встретила. Я убрала за собой, но уходила все равно, как воришка, оглядываясь и вздрагивая от каждого шороха.