Неба не было вообще – его заслонила сплошная пелена пыли.

Инженер, шатаясь, шагнул за порог. Ветер, песок и осколки льда ворвались в бункер. Ожидала ли Сью, что прибытие будет настолько яростным? Наверное, нет – журналистов, которые расположились к востоку от нас, должно быть, разбросало по грязной земле. И я не сомневался, что никто больше не стреляет с утеса, потому что уже некому.

Термальный удар достиг своего пика, но наши тела продолжали остывать. Странное ощущение. Холодно, да, кошмарно холодно, но как-то лениво, обманчиво, наркотически. Я чувствовал, что меня бьет озноб даже в сверхзащищенной одежде. От озноба клонило в сон.

– Оставайтесь в бункере! – выкрикнула Сью откуда-то из глубины укрытия. – Здесь вы в безопасности! Скотти, закрой эту дверь!

Но мало кто из инженеров и техников внял ее совету. Они толпой посыпались мимо меня наружу, под жуткие завывания ветра, бежали – насколько позволял им мороз, словно исполняя спотыкающийся вальс – к рядам припаркованных машин.

Кто-то успел даже забраться внутрь и запустить двигатель. Эти машины были защищены от термального шока, но поршни натужно скрипели внутри цилиндров, и двигатели ревели, как раненые животные. Ураганный ветер бился в ограждение периметра, и гражданская часть нашего сопровождения начала исчезать в пасти шторма.

Западнее нас, где должен был появиться Хронолит, не было видно ничего, кроме стены тумана и пыли.

Я забрался вверх по ступенькам и захлопнул дверь. На ручке остались клочки чужой кожи. И немного моей.

Сью достала несколько припрятанных аккумуляторных ламп и принялась их включать. В бункере осталось человек десять.

Как только стало чуть светлее, Сью поспешила к погасшим экранам телеметрических утройств. Я, пошатываясь, пересек комнату, чтобы присоединиться, и чуть не упал на нее. Наши руки соприкоснулись, ее кожа была ужасно холодной (как и моя, наверное). Рэй оказался тут же, но глаза у него были закрыты, словно он то и дело выпадал из реальности. Хитч сидел на корточках у двери, по-прежнему не теряя бдительности. Сью склонила голову мне на плечо.

– Не сработало, Скотти, – прошептала она.

– Мы обдумаем это позже.

– Но ведь не сработало. А если это не сработало…

– Тише.

Хронолит успешно приземлился. Первый Хронолит на американской земле, и немаленький, судя по побочным эффектам. Сью была права. Мы потерпели неудачу.

– Но Скотти, – сказала она бесконечно усталым и растерянным голосом. – Если это не работает… то что я здесь делаю? Для чего я?

Мне показалось, что это риторический вопрос. Но она никогда еще не была настолько серьезной.

Надеюсь, в будущем, когда мы сможем подойти к этой истории объективно, кто-нибудь даст эстетическую оценку Хронолитов.

Какой бы отталкивающей ни казалась такая идея, но каждый из этих монументов, пожалуй, являл собой некий образчик искусства – каждый был индивидуален, двух одинаковых не существовало.

Одни из них сделаны грубо, как Куан в Чумпхоне: относительно небольшой, детали не проработаны, напоминает драгоценности, отлитые в песчаной форме; работа новичка. Другие оформлены изящнее (хотя выглядят откровенно заурядно, как произведения соцреализма) и более тщательно продуманы. Например, в Исламабаде или Кейптауне Куан – это добрый великан, мужественный и дружелюбный.