Хитч сцепился с Адамом, если на то пошло. Больше, чем совпадение. Но тоже объяснению не поддается.
– Это вопрос веры, – сказал я тихо.
– Тогда взгляни на меня, Скотти! Взгляни, какую силу я держу в руках! – она показала мне свои бледные ладони. – Силу, способную свалить чертовы Хронолиты! Это придает моей жизни особое значение. Я становлюсь игроком в большой игре. Скотти, я и есть последующая причина!
– Существует такая штука, – заметил я, – как мания величия.
– Только учти, что я ничего не выдумывала, ничего! Это не моя фантазия, что мне удалось понять природу Хронолитов лучше, чем кому бы то ни было на планете – хотя я и не хвастаюсь этим. Это не моя фантазия, что вы с Хитчем оказались в Чумпхоне и в Портильо, или что мы с тобой были в Иерусалиме. Это факты, Скотти, и они требуют объяснения, выходящего за рамки случайности и слепой вероятности.
– Почему ты хочешь взять меня в Вайоминг?
Она моргнула.
– Я не хочу. Не хочу, чтобы ты там был. Здесь тебе наверняка безопаснее. Но и факты я игнорировать не могу. Я верю – и да, это всего лишь ненаучная интуиция, но мне плевать – я верю, что ты должен сыграть свою роль в финале Хронолитов. Хорошо это или плохо, я не знаю, хотя уверена, ты не сделаешь ничего мне во вред и не встанешь на сторону Куана. Думаю, будет лучше, если ты поедешь с нами, потому что в тебе есть что-то особенное. Появление Адама Миллса – это как рекламный плакат. Чумпхон, Иерусалим, Портильо, штат Вайоминг. Ты. Тебе это может не нравиться, Скотти, но ты очень важен, – она пожала плечами. – Вот во что я верю, и верю всей душой. Но если я не могу тебя убедить, ты не приедешь, и может быть, в этом и есть наша судьба, может быть, твой отказ и есть то, что связывает нас друг с другом.
– Ты не можешь перекладывать всю ответственность на меня.
– Нет, Скотти, не могу, – она печально моргнула. – Но и снять ее с тебя тоже не могу.
Все, что я услышал, показалось мне не вполне нормальным. Спасибо матери, у меня было развито чутье к иррациональному. Даже в детстве я сразу понимал, когда она начинала впадать в помешательство. Я узнавал его по напыщенным сентенциям, раздутому самомнению, намекам на нависшую угрозу. И это всегда вызывало у меня одну и ту же реакцию – отстраненность, граничащую с отвращением, и быстрое эмоциональное охлаждение.
– Помнишь Иерусалим? – спросила Сью. – Помнишь тех молодых людей, которые погибли? Я часто вспоминаю о них, Скотти. Думаю о той юной девушке, которая подошла ко мне во время прибытия Хронолита и всплеска тау-турбулентности. Ее звали Кэсси. Ты помнишь, что Кэсси сказала?
– Она поблагодарила тебя.
– Поблагодарила за то, чего я не делала, а потом она умерла. Думаю, она, возможно, была так глубоко в тау-турбулентности, как никто другой, и сам факт ее смерти переполнил последние минуты ее жизни. Я точно не знаю, за что она благодарила меня, Скотти, и даже не уверена, что она знала. Но она, должно быть, почувствовала что-то… судьбоносное.
Сью почти смущенно отвела взгляд, и это снова сделало нас обычными людьми.
– Мне нужно дожить до этого, – сказала она. – Хотя бы попытаться.