По-своему Олег был даже забавен в своей княжеской гордыне. Пыжился, сердился, но пока ничего поделать не мог. На вопросы Малфриды, что ему про возвращение Святослава ведомо, толком не отвечал.

– Что о том гадать? Отца, говорят, в Болгарии побили, вот он и пошел новым походом куда-то. Не может он вернуться с позором. Ему теперь новых побед надо. Так что до весны его в Киеве не ждут.

Откуда княжич знал? Да разве у этого упрямца выспросишь? Но его советники те речи поддержали. Говорили, что никто не ведает, где ныне Святослав, но по весне ожидают. Весть о том якобы князь киевский Ярополк прислал.

Олег, услышав это, разгневался:

– Почему это Ярополк князь, а я только княжич? Нам отец равную власть дал!

– Но ведь исстари повелось, что великим князем нарекают того, кто на киевском престоле сидит. Да и взрослым его уже почитать можно, раз женат Ярополк, княгиня у него своя есть, рода знатного, ромейского.

Олег начинал дуться. Жаловался Малфриде:

– Ярополку княжение в Киеве и жена, а мне… Даже байстрюку этому Владимиру княжение в Новгороде, а меня сюда, в глушь древлянскую, сослали, будто в наказание. Ох, поквитаюсь я с ними со всеми! И с Лютом упрямым, и с Ярополком, и Владимиру от меня достанется, – важно добавлял он, даже не догадываясь, что говорит о том родной бабке Владимира.

Но кто бы подумал, что она бабка? Краса ее цвела, как никогда прежде. Малфрида помолодела, богатые уборы ее красили, как боярышню, смех ее был звонче, чем у сенных девок-прислужниц. Не диво, что сперва побаивавшиеся чародейку кмети Олега постоянно задевали ее, старались пошутить поласковее, а то и услужить любимице князя. А в дни Карачуна устроили пляски у костров, Малфриду то и дело зазывали в коло, всякий стремился с ней за руку поплясать да угостить сладким, а то и поцелуй сорвать. Ах, знали бы они, в кого эта веселая темноволосая красавица превращалась по ночам, когда спала и видела темные сны…

Но об этом никто не ведал, а вот очарованию ведьмы противиться было трудно. Олег замечал, как его кмети пытаются увести от него чародейку, и злился.

– Зачем они тебе? А я князем буду, когда подрасту. И женюсь на тебе, княгиней древлянской сделаю…

Малфриду это смешило до слез. Надо же, когда-то она едва не погибла от рук своих соплеменников[121], а Олег ее княгиней над ними поставить хочет! И она отвечала:

– Не могу я за тебя пойти. У меня уже есть суженый.

Весело отвечала. Ибо теперь даже ее любовь к патрикию Калокиру казалась бесконечно далекой… Вздохнет о нем порой – и все. Нынче даже не верилось, что когда-то мечтала остаться с ним, отказаться от силы чародейской, детей ему рожать… Но, может, когда Калокир найдет ее и обнимет, она снова почувствует, как бьется переполненное любовью сердце, узнает иную меру бытия…

И Малфрида повторяла упрямо:

– Есть у меня суженый, Олег Святославич. И я буду ему верна!

– Кто ж он? – допытывался княжич. И даже щипал ее за руку больно. – А ну, скажи! Я его из-под земли достану. На кол посадить велю. Вот тогда ты станешь свободной и сможешь разуть меня в свадебную ночь!