Калокиру стало совсем худо, тошнота накатила. А князь молчит, слушает.
– Хочу поглядеть, как ты человека в упыря превращаешь, – произнес наконец Святослав. – Умеешь мертвых поднимать?
– Зачем мне мертвые? Кровь мертвеца – отравленная кровь. Мы живых любим, теплокровных. Если от укуса помирают – оставляем. Сами отойдут за черту.
– То-то мои люди говорят, что все раненые на твоей ладье не выжили! – с внезапной злостью выкрикнул князь.
На это Волк отвечал так тихо, что Калокир не смог разобрать слов. И, видно, убедил-таки князя. А потом пообещал показать, как живой в могучего упыря превращается. И долго потом существует – в силе неодолимой. Конечно, не живет, как смертные, а подчиняется своей особой судьбе, таясь, но и получая возможность обороняться.
– Давай позовем твоего охранника, – предложил Волк. – Того, что у шатра стоит. И я его осторожно так… прикушу. Упырями многих сделать не смогу, тут постепенно действовать надо. Так позвать?
– Тадыбу?
Больше патрикий слушать не стал. Бросился от княжьего шатра со всех ног. Куда бежал, зачем? Выбился из сил, упал на песок у самой кромки прибоя. Сорвал с себя шкуру, подставляя грудь сырой свежести. Холод, ветер – все что угодно, только не то, о чем князь с упырем толковали. Ибо понял он – Волку удалось заинтересовать Святослава.
Позже Калокир вернулся к кострам и увидел Тадыбу. И Волка, бродившего меж русами.
Потом услышал, как Волк окликнул воина из темноты:
– Эй, ты… как тебя? Тадыба! Ты почему ушел с поста? Идем-ка, тебя Святослав кличет.
– Это я его отпустил, – заслонил собой воина Калокир. И надавил на плечо, заставляя сесть на место. – Тадыба из моего отряда. Вот я ему и приказал.
Волк стоял поодаль от костра – не любит нежить светлого пламени, сторонится. А Калокир выхватил ветку из огня, помахал, словно хотел получше разглядеть воеводу, – и тот еще дальше отступил.
– Тадыба – христианин, – неожиданно произнес Калокир. – Ему как раз время помолиться.
Тадыба попытался что-то сказать, но ромей еще сильнее сжал его плечо. И увидел, как Волк подался прочь. Не хотел иметь дела с крещеным. Калокиру следовало это учесть.
– Я давно не молюсь, ромей, – проворчал Тадыба. – Христиане нас побили, так с чего мне их Бога восхвалять?
Калокиру было все равно. Он был доволен, что упырь отступил. Но куда направился?
Во мраке он видел, как тот сошелся с кем-то из воинов. На расстоянии не распознать, с кем именно, все в шкурах, прячутся от ветра. Калокиру же следовало поспешить к Святославу, разубедить его, устыдить…
Он опоздал. Волк с закутанным воином уже входил в шатер. А Калокир оробел. Стыдно признаться, но струсил.
В тот вечер он впервые начал молиться. Забытые слова тяжело сходили с языка. Но если упыри недолюбливают христиан, он готов почитать Христа от всей души…
За ночь ветер разогнал тучи, и утро выдалось солнечным, ясным, теплым. Русы повеселели, поскидывали меха, смотрели, как играют блики солнца на воде, подставляли бородатые лица теплым лучам. За день солнце так нагрело Белобережье, что стало слышно, как трескается в лимане лед. А через несколько дней в море уже плавали рыхлые глыбы, вода поднялась, затопив берег, пришла пора смолить корабли и готовиться к походу.