— Это ваши идеи, — догадался я.

Увидев его дух, я сумел понять его искусство.

— «Идеи» — верное слово, — согласился американец. — Я больше не занимаюсь дизайном. У меня есть люди, которые это делают лучше меня. Но мастер не обязательно художник. Ему необходимо нечто такое, что исходит из ледяного сердца Вселенной. — Уоррен слегка улыбнулся и взял тяжелое нефритовое ожерелье на золотой цепочке. Нефрит был выточен в форме больших шаров диаметром три четверти дюйма. — Вещь семейства Хаттонов, — объяснил он обыденным голосом. — Побывала во многих переделках. Генри захватил ее с собой, когда бежал из Запретного города, затем продал Ку, та — своей подруге Эдде Чиано. У Эдды его купила бедолага Барбара, а в год своей смерти продала мне. Она настолько пристрастилась к наркотикам, что я мог бы приобрести украшение за доллар, но дал ей настоящую рыночную цену.

Фатима пересекла магазин и, явно привлеченная видом ожерелья, присоединилась к нам. Уоррен скосил на нее глаза, затем потянулся и снял с нее жемчуг. Он сделал это с большой ловкостью — мягким движением руки, украшавшей своими творениями королев и принцесс. Он ласкал жемчужины, будто ее тело, затем положил нитку на черный бархат в витрине и неожиданно подал нефритовое ожерелье мне. Оно оказалось тяжелым, как горсть миниатюрных пушечных ядер. Я надел его на шею Фатимы. Камни сверкнули и отразили наэлектризованные взгляды множества восхищавшихся ими людей. Я отступил немного назад, чтобы полюбоваться этим зрелищем: в ярком освещении ламп искрами переливались секс, деньги, паранойя и тысяча обоюдных обманов.

— Если честно, нефрит не твой камень, дорогая. — Уоррен достал портсигар, выбрал сигарету, вставил в мундштук, зажег, затянулся и отступил на шаг. Так он, должно быть, поступал с тысячью других женщин. Он снова сделался непроницаемым, и мне показалось, что Фатима на мгновение испытала страх. — Оно красиво, потому что все на тебе красиво. Но жемчуг тебе идет больше. Как вы считаете, детектив?

Я был вынужден согласиться. Мне нравится нефрит, но я еще не забыл потрясения от вида матовых жемчужин на шоколадной коже. И когда надел ей на шею другое ожерелье, понял, как не хватает того, прежнего. Эффект совершенно необычный, к нему невозможно привыкнуть. Отведите от объекта созерцания глаза, затем повернитесь снова, и у вас возникнет впечатление, что вы его видите в первый раз. Фатима счастливо улыбнулась, погладила нефритовое украшение и посмотрела Уоррену в глаза. Я заметил, как дрожала его рука, сжимавшая нефритовый мундштук.

— Хорошо, дорогая, — хрипло проговорил он. — Оно твое. Детектив, будьте свидетелем.

У меня отвисла челюсть. Но Фатима как будто нисколько не удивилась и, кивнув, словно получила обыкновенный подарок, понесла ожерелье в другой конец магазина. Не веря собственным глазам, я наблюдал, как она опустила его в черную сумочку от «Шанель».

— Удивлены? — спросил Уоррен. — Она может получить все, что захочет. Дорогая, что тебе нравится на этой витрине? Что-нибудь бесценное? Вся моя пещера Аладдина к твоим услугам. Я буду джинном.