«Дорогой мистер Стар!
Через полчаса мы встретимся, как условлено. При прощании я вручу вам это письмо — оно сообщит вам, что я скоро выхожу замуж и не смогу с вами видеться после нынешней встречи.
Мне следовало все сказать вчера вечером, но вас, кажется, это не занимало. А признаться сегодня — значит весь день наблюдать, как постепенно тает ваш интерес. Пусть же он исчезнет сразу — сейчас. Наверняка вы уже убедились, что я звезд с неба не хватаю (только что услыхала это выражение от моей вчерашней соседки по столу, она заходила в гости и просидела не меньше часа. По ее мнению, никому, кроме вас, до звездного неба даже не дотянуться. Думаю, она рассчитывала, что я вам это передам, поэтому возьмите ее в какой-нибудь фильм, если можно).
Мне очень лестно, что человек, вокруг которого толпится столько красавиц… не могу закончить фразу, впрочем, вам и так понятно. Пора запечатывать письмо, иначе опоздаю на нашу встречу.
С наилучшими пожеланиями,
Кэтлин Мур».
Первое ощущение Стара было сродни испугу; затем пришла мысль, что письмо недействительно: ведь Кэтлин пыталась найти и забрать конверт. Однако затем он припомнил и слова «мистер Стар», и попытку выспросить его адрес. Наверняка у нее уже наготове следующее письмо — тоже прощальное. Забыв о порядке событий, он поразился тому, что Кэтлин ни словом не упомянула о случившемся позже, и вновь перечел письмо: она явно не предполагала того, что между ними произойдет. И все же, возвращаясь домой, Кэтлин решила оставить письмо в силе, несмотря на их близость. Несмотря на то, что весь день никто, кроме Стара, не занимал ее мысли. Впрочем, в последнее уже не верилось, и по мере того, как Стар вспоминал сегодняшнюю поездку, все представало в ином свете. Машина, холм, шляпка, музыка, само письмо — все распадалось в клочья, как листы толя, обрываемые ветром с каменной кладки его дома. Кэтлин на глазах обращалась в ничто, унося с собой багаж из памятных жестов, покачиваний головы, жадного сильного тела, босых ног на кипящем от прибоя песке. Мутнело бледное небо, тоскливый дождь сгонял серебристых рыб обратно в море. Очередной ничем не примечательный день уходил в прошлое, оставляя после себя лишь стопку непрочитанных сценариев.
Стар поднялся наверх, в спальню. По пути на него навалилось воспоминание о смерти Минны, и с каждой ступенькой он вновь забывал ее, медленно и мучительно. Наверху его встретил пустой этаж — ни единой живой души за закрытыми дверями. В своей спальне Стар снял галстук, сбросил туфли и сел на краю кровати. Все кончилось, маячила лишь смутная мысль, которую никак не удавалось ухватить. Наконец он вспомнил: машина Кэтлин по-прежнему стоит на стоянке у гостиницы. Он завел будильник, отводя себе шесть часов сна.
Вновь я, Сесилия, перехватываю нить рассказа. Наверное, на этом этапе лучше переключиться на мои собственные похождения, поскольку за этот период жизни мне особенно стыдно. А из того, чего стыдятся, обычно выходит хороший сюжет.
Когда я подослала Уайли к столу Марты Додд, он так и не сумел ничего разузнать про незнакомку, однако для меня это стало чуть ли не главным жизненным интересом. Я подозревала (как оказалось, правильно), что для Марты Додд тоже. Сидеть за одним столом с предметом восхищения царственной особы — то есть с представительницей высшей аристократии, по меркам нашей феодальной системы, — и даже не знать ее имени!