Она посмотрела на распаханные участки. Двадцать пять гектаров новых виноградников Джамбелли засадят лучшими европейскими сортами — «каберне-совиньон», «мерло», «шенен блан», — привитыми на местную лозу.
— Когда новые виноградники дадут урожай, мы с тобой будем вместе уже четверть века.
— Тереза… — Эли взял ее за плечи и развернул лицом к себе. — Для меня это последний урожай.
— Эли…
— Не волнуйся, я не собираюсь умирать. Но мне хочется отойти от дел. Я думаю об этом с тех пор, как мы с тобой съездили и Италию. Давай завершим эти посадки, а урожай пускай снимают наши дети. Пора.
— Мы уже об этом говорили. И решили: еще лет пять — и все. Мы уйдем, но не сразу.
— Знаю. Но события последних месяцев напомнили мне, как неожиданно может закончиться человеческая жизнь или ее привычное течение. Есть места, где я хотел бы побывать. Вместе с тобой, Тереза. Я устал жить от урожая до урожая.
— Вся моя жизнь связана с «Джамбелли». И потом, Эли, можем ли мы передать детям компанию с подпорченной репутацией?
— Можем, потому что мы им доверяем.
— Не знаю, что тебе ответить.
— Подумай. Я хочу отдать Тайлеру то, что он честно заработал, и я хочу сделать это, пока жив. В этом году было уже достаточно смертей. Настало время уступить дорогу молодым.
Прочтя записку, прикрепленную магнитом к холодильнику, Мэдди скорчила недовольную гримасу.
Сегодня Пилар обещала приготовить нам ужин. Что будет в меню, не знаю, но уверен, вам понравится. К шести часам буду дома. Постарайтесь до моего возвращения вести себя как нормальные дети, а не как мутанты.
Целую.
Папа
Зачем им кого-то звать на ужин? Он что, действительно держит их с Тео за слабоумных, которые могут поверить, что, когда женщина приходит в гости к неженатому мужчине и возится на кухне, она делает это только из любви к кулинарии?
Взяв записку, она бегом поднялась наверх. В комнате Тео музыка гремела так, что лопались барабанные перепонки.
— Пилар Джамбелли собирается приготовить нам ужин.
— Что?
— Эта женщина, которая спит с папой, придет сюда готовить ужин.
— Правда? Настоящую домашнюю еду?
— Ты что, не понимаешь? — раздраженно спросила Мэдди. — Она же хочет втереться в нашу семью.
— А что она собирается готовить?
— Какая разница. Как можно быть таким тупым? Она старается показать папе, какой счастливой семьей мы можем стать.
— Оставь их в покое, Мэдди. Слышишь? Почему у отца не может быть женщины? Он имеет право на личную жизнь.
— Идиот. Да пусть заведет хоть десяток, мне все равно. Но что мы будем делать, если он решит, что ему нужна жена?
— Не знаю. По-моему, Пилар — не худший вариант.
— «Не знаю», — передразнила Мэдди. — Она начнет заводить свои правила, будет всеми командовать. Думаешь, она станет с нами считаться? Все будем ходить у нее по струнке.
Мэдди ушла в свою комнату и громко захлопнула за собой дверь, твердо решив не выходить, пока не вернется отец.
Ее выдержки хватило на час. Снизу доносились смех и музыки, от запахов у Мэдди текли слюнки — и это было еще одно очко не в пользу Пилар. Готовит ужин, хочет поразить своими поварскими талантами, только ничего у нее не выйдет.