Я не на шутку расстроился. Разумеется, кузен всегда отличался склонностью к авантюрам, хождение по юбкам занимало главную часть его личной жизни, но тревожные мысли не выходили у меня из головы. При самом головокружительном романе, он всё равно бы не стал пренебрегать службой. Немецкая педантичность у него в крови.

– Чего вы так расстроены, барон? – усмехнулся капитан-поручик. – Я много наслышан о характере вашего кузена. Молодёжь, что скажешь. Сам был таким в его годы. Будет вам кручиниться, барон. Всё с вашим Карлом будет в порядке. Перебесится и придёт, как только ему наскучит тискать красоток. Вот увидите. Лишь бы не обзавёлся какой-нибудь французской болезнью.

– Боюсь, здесь что-то не так. На Карла это непохоже. Поверьте, я хорошо изучил кузена и знаю, что говорю. Буду его искать.

Я договорился с Нащокиным, чтобы тот выделил мне в помощь Чижикова и Михайлова. Втроём мы приступили к поискам, начав с 'непотребных заведений', коих в Петербурге, где мужчин традиционно было почти в два раза больше, чем женщин, хватало.

Публичные дома обычно располагались на окраине столицы, они имели внешне пристойную вывеску 'общественных' или 'танцевальных' обществ и пользовались популярностью даже среди птиц высокого полёта. Публику попроще обслуживали 'кабацкие девки', у благородных господ был широкий выбор знавших 'политес' иностранок.

Выяснилось, что оба моих гренадера неплохо ориентируются среди борделей, причём женатый Михайлов в этом вопросе обставил холостого Чижикова. Видя перед собой трёх здоровенных лосей в гвардейских мундирах, бандерши мигом прекращали юлить и спешили помочь в поисках. Однако ни в одном из посещенных вертепов Карла так и не нашлось, хотя мы перерыли всё верх дном, действуя не хуже полицейской облавы.

К счастью, среди мертвецов его тоже не было. Я лично ходил вместе с полицейскими и осматривал найденных за последние три дня покойников.

Получилось, что брат и впрямь пропал без вести. Хотелось верить, что с ним всё в порядке, он действительно загулял и скоро появится.

Расстроенный, я вернулся домой, с горя напился и лёг спать не раздеваясь, несмотря на протесты Акулины. Сны снились цветные и дурацкие, под стать картинам импрессионистов. Будь у меня талант Сальватора Дали, утром сваял бы три-четыре шедевра.

С постели встал вялый и злой, внутри всё сжалось и почернело. Кое-как привёл себя в порядок, умылся, почистил зубы. Завтрак в рот не лез.

Я сидел и рассматривал узоры на скатерти. Ничем другим заняться просто не мог.

Военная комиссия продолжала работу, надо найти в себе силы, надеть мундир и идти на службу. Тут за дверью послышались голоса она распахнулась, в обеденную ворвался кузен – бледный, уставший, и … голодный.

– Карл! – я подскочил, обхватил руками пропажу, крепко прижал к себе. – Как же так?! Где ты был, братишка?

– Долго рассказывать, Дитер. Дай, я сначала набью живот, а потом буду в полном твоём распоряжении.

Карл опустился на стул, мигом расправился с моим завтраком (аж за ушами трещало), и, утолив голод, сообщил:

– Ты не поверишь кузен, во что я влип по твоей милости!