– …русских дураках.

– Вот-вот, я о том же. Естественники грёбаные! Они ж не думают, кто там этих баб в поле под стогами считал? Сколько их померло. И мужья эти, идиоты. Интеллигентные, блядь. Чего ж машину на телегу не сменят, не начнут картошку своими руками сажать, не отключат электричество и не станут сальные свечи ваять и слюдяные окошки в избушки лубяные вставлять? А помощь медицинскую им, сукам, не бог дал?!

– Людка, что ты от меня хочешь? – вдруг устало спросил Женька. – Я не в силах свои мозги вставить. Всё, что могу, так привести такого Вересова посмотреть на операцию по расчленению трупа его ребёнка и извлечения по кускам из тела его жены. Или идиота, что случился полгода назад. Надо было взять его с собой в операционную, чтобы он увидел, как жена истекает кровью и умирает – не у него, а у меня на глазах, под моими руками. Да только, боюсь, не самих себя в преступной глупости, а меня в намеренной жестокости они после такого «спектакля» обвинят. И в суд подадут. За ущерб моральный и физический. Не хочу, всё! Не хочу! И вообще, зачем человеку вид на день субботний, чтобы о работе говорить, что ли?!

Раздался звонок.

– О! – сказал Женька. – Это Нечипоренки. Открывайте, встречайте, накрывайте, а я в душ побежал, пока не началось.

Он долго стоял то под горячей, то под прохладной водой. Маша занесла ему в душ чашку кофе и бокал коньяка. Он вышел освеженный, смывший с себя запах больницы, бодрый и готовый к общению с друзьями.

– Помните, в первой Машкиной книге было что-то вроде: «Дерьмовая у нас работа, но она того стоит, потому что смотришь на эту суку в тот самый момент и понимаешь, что она – Бог». О, Евгений Иванович, привет! Как я по вам соскучилась! – дурашливо завопила Светка, пока Женька жал руку Вадиму. – Ну ты-то помнишь, как там?

Он притворно покорно вздохнул и процитировал:

– Редкая эпизодическая бессонница воняет хлоргексидином, пиздятиной, дрыснёй, блевотиной, меконием, бактерицидной лампой, околоплодными водами, хреновым растворимым кофиём, промозглым курением. Звучит шарканьем, оханьем, воплями: «Ой, мамочки!», металлическим стуком и рыками: «Вы позвонили в детское, вашу мать?!!», «Звоните наверх, разворачиваемся!» Редкая эпизодическая бессонница отбрасывает назад, где не было места нормальной жизни. Туда, где посреди беспросветной изматывающей жопы были редкие вспышки вселенских откровений. На рахмановке даже последняя тварь на мгновение становится божеством. Так это звучало в книге у Е. Иванова, – вздохнул Женька. – Опять с бабами о работе?

Светка сделала вид, что не услышала последнюю фразу.

– Вот! Ну то есть так, как ты, дорогой Евгений Иванович, я не воспроизведу, у меня нет этих самых, что твоя тётка правильно называет, способностей, и как Машка не напишу, но как же это точно, а? Скажите?!

Все «сказательно» кивнули. Тайна Е. Иванова распирала Светку. Ей хотелось сообщить, ну если не всему миру, то хотя бы коллегам, взахлёб читавшим книги, что на самом деле их написала её подруга. Та, что работала с ними бок о бок. Которую она может добродушно назвать «дурой» или даже послать на хрен, и та не обидится. Потому что они давно дружат. Действительно дружат, а не делают вид. При этом Светлана Анатольевна была не из тех, у кого «в жопе вода не держится», тщательно хранила от Жени то, что произошло в операционной в момент извлечения из Маши её дочери. Но это же совсем другое, да? И Светку распирала гордость за подругу. Она снова пустилась в воспоминания: