– Подозреваю, это дело рук ребят из главного штаба, – наконец сказал Джон. – На прошлой неделе мы задали им жару на вечеринке на берегу, и кто-то из них, похоже, додумался в отместку привязать меня к собственному сортиру.

– Удивлен, что ты им это позволил, – заметил Холберт.

Было видно, что слова Джона его нисколько не убедили.

– Должно быть, они проникли через черный ход и застали меня задремавшим. Их было пятеро.

Джон старался показать Холберту, что все в порядке, шутил по поводу его брюшка, однако у него из головы не выходил кошмарный визит «историков». Он попробовал связаться по телефону с бригадиром Максвеллом и Тедом Эшли, однако обоих не оказалось на месте. Джон решил сразу по возвращении в Великобританию предупредить офицера, который на самом деле убил предводителя повстанцев.

В тот вечер Джон был особенно заботлив с Бриджи. Они отправились отмечать День святого Патрика к друзьям-ирландцам. Там пелось много мятежных песен, и Джон помаленьку расслабился. Хотя формально он был протестантом, политика его не интересовала, и он с радостью присоединился к пению.

Бриджи отправилась на улицу подышать свежим воздухом. Она происходила из рода О’Нил-Уоллис и верила во все традиционные кельтские предрассудки. Выйдя в коридор, молодая женщина застыла на месте и ахнула в ужасе. В небольшой нише в стене пятном ярких красок бросалась в глаза ваза с цветами. Но что это были за краски, да еще дома у ирландца! Неужели никто ничего не видит?

Почувствовав, как по затылку пробежала дрожь, Бриджи схватилась за живот. День святого Патрика, а цветы красные и белые. Неумолимый знак надвигающейся смерти.

В пятницу 18 марта Мейсон пребывал далеко не в лучшем настроении. Вот уже двенадцать дней валлиец безмятежно прохлаждался в гостинице, словно находился в отпуске да к тому же ему оплачивали все расходы. Он заводил разговоры со стюардессами компании «Галф эйр», которые неизменно останавливались на ночь именно в «Маскатском заливе», и по крайней мере дважды добивался успеха. Мейсон сфотографировал его у бассейна из окна шестого этажа, воспользовавшись своим «Олимпусом» с трехсотмиллиметровым телеобъективом. Поскольку в ванной номера создать полную темноту было невозможно, пленку он проявил в ближайшей кладовке со швабрами, добившись удовлетворительных результатов. Во всех остальных отношениях командировка в Оман была провалом, пустой тратой времени, так как докладывать Спайку было нечего.

В тот единственный день, когда валлиец покинул пределы гостиницы, Мейсон быстро потерял его в Лаватийи. Вернулся он в свой номер только к шести часам вечера, но к тому моменту Мейсон, не будучи слесарем, уже успел позаимствовать во время полуденной молитвы ключи и возвратить их назад до того, как портье вернулся на свое место. За полторы минуты, проведенные в номере валлийца, Мейсон изолентой закрепил под крышкой прикроватного столика передатчик, реагирующий на голос, размером меньше спичечного коробка. Девятивольтовая батарейка обеспечивала непрерывную передачу в течение двадцати четырех часов и триста часов работы в режиме ожидания. Более чем достаточно, поскольку Мейсону предстояло вернуться в Берлин в свой полк самое позднее в следующий четверг.