Экзотические растения с причудливыми листьями были увешаны плодами: здесь были финики, персики, миндаль, грецкий орех, всевозможные ягоды, бананы и гранаты, и это далеко не полный перечень. На нижних ярусах зеленели посадки сахарного тростника, и на всех террасах прохладный свежий ветерок колыхал лужайки люцерны.

Бортмеханик Али разговаривал с молодым арабом, а тот, прижавшись лицом к толстому плексигласу, то и дело показывал рукой вниз. Судя по всему, женщина работала в самых нижних садах. Джон медленно описал круг, развернувшись так, чтобы парню стали видны ступеньки террас. Вдруг молодой араб закричал в ларингофон, заставив вздрогнуть обоих авиаторов. Он увидел внизу свою жену.

Зависнув в шестистах футах над тем местом, где находилась жертва укуса, Джон отыскал поле люцерны, достаточно широкое, чтобы вертолет смог совершить посадку, не зацепив лопастями несущего винта стенку следующей террасы. Все трое побежали вниз через сады, туда, где в высокой траве лежала девушка. Ее лицо приобрело желтизну цветка шафрана. Джон сразу понял, что она уже мертва. Бедняжка, подумал он, умерла совсем одна и в страшных мучениях. Ее тело выгнулось дугой и окоченело, глаза были широко раскрыты, язык вывалился изо рта. На вид она была слишком молода для замужества – по прикидке Джона, не больше двенадцати. На шее жутко выступали распухшие гланды. Джон пощупал запястье – пульса не было. Он прикоснулся к глазу девушки, но никакой реакции не последовало. Рядом валялась растерзанная змея. Джон сразу определил, что это не кобра, а эфа, причем, судя по приплюснутой голове, песчаная эфа или эфа Шнайдера, очень ядовитая.

Парень опустился на колени перед мертвой. Он зажал ладонями рот, и по лицу потекли слезы. Джон обхватил араба за плечи, а когда начались безмолвные сухие рыдания, прижал его к себе.

Они осторожно перенесли маленькое тело в вертолет. Джон заранее предупредил радиста базы Сайк, и когда они вернулись, там уже ждал «лендровер» с носилками и мешком для перевозки трупов.

У Джона в памяти навсегда осталось лицо паренька, горестное и испуганное, как у раненой газели. Всю дорогу обратно в Сееб они с Али молчали. В тот вечер Джон ничего не сказал Бриджи, однако он был особенно нежен к ней и их трехлетнему сыну Оливеру.

Мейсон расплатился с таксистом у проделанной в городской стене бреши, через которую беспорядочно и шумно протекал утренний поток верблюдов и машин. Маскат, оживленный торговый муравейник, сильно изменился за год, прошедший с тех пор, как Мейсон в последний раз побывал в Омане. Полным ходом шло строительство нового порта, бульдозеры сровняли с землей значительную часть старого города, освобождая место под возведение современных административных зданий.

Дэвис никуда не торопился. Он вел себя, как и полагается иностранному рабочему, впервые попавшему в такой очаровательный город. Послонялся рядом со стройками, где работали преимущественно уроженцы Южной Азии, затем какое-то время разглядывал новое и старое в районе порта, после чего направился в обнесенный стеной базар Сур эль-Лаватийя, где торговали в основном выходцы из Синда, которые, сохранив язык и обычаи, заправляли миром коммерции из запутанного лабиринта Лаватийи.