Тем временем, Гао полностью использовал фору, данную ему молодой китаянкой, связавшей в прямом смысле «своего» китайского охранника по рукам и ногам в партере: он аккуратно прижимает ствол пистолета к голове лежащего на земле китайца и, ничего не говоря вслух, без затей стреляет. Следя затем, чтоб выходное отверстие пули разминулось с молодой китаянкой.

Смешно.

Девчонку забрызгивает кровью и кусочками кости и мозга, но это всё эмоциональные мелочи: сама она цела и невредима, если не считать пропущенных ею вначале оплеух от охранника. И гематом от падения на дощатый пол веранды в обнимку с ним же.

Пока мы сражаемся с неожиданно взбесившимися охранниками, охранник номер один уже добежал до самой дальней стены забора и собирается её форсировать.

Как и дед-номер-два, который смылся к стене поближе.

До меня доходит, что все эти манипуляции были затеяны только затем, чтоб, рассеяв наше внимание, дать шанс смыться деду.

Инфицированному мудаку, у которого вирус вот-вот войдёт в последнюю стадию, судя по всему. И который станет опасным источником этого самого вируса. В чужой стране, в двухмиллионном городе, две трети населения которого, по последней переписи, составляют дети в возрасте до восемнадцати лет.

Слава богу, я здесь не один. И за дальнейшее развитие событий лично мне можно не волноваться (как минимум, пока что), а спокойно пронаблюдать его воочию.

Отдельно стоящее здание в микрорайоне ГИГАНТ.

Рядом с естественным скальным массивом.

Ограждённый капитальным каменным забором участок примерно сто на сто метров.

К дальней от дома стене забора подбегает молодой китаец. Он оборачивается, смотрит на группу людей возле дома и что-то громко кричит.

Ему отвечает весьма пожилой китаец, который в это время подбегает к противоположной стене каменного забора.

Со скалы, нависающей над микрорайоном, звучит сдвоенный хлопок и у стенок забора, на месте молодого охранника и пожилого китайца, вспухают два яблока объёмного взрыва зажигательного боеприпаса.

— А вот и фарш, — бормочет парень-европеец, помогая подняться девушке-китаянке из-под тела одного из охранников и поворачивая её лицом к солнечному свету. — Гао, да скажите ей, чтоб не дёргалась! Если не хочет с гематомой неделю ходить!

— Не расслышал; повторите, пожалуйста? — вежливо переспрашивает в ответ пятидесятилетний китаец в форме НОАК.

— Подкожное кровоизлияние… Синяк по-простому. — Ворчит в ответ парень-европеец.

Офицер НОАК что-то говорит по-китайски, и девушка-китаянка даёт парню-европейцу завершить с ней какие-то странные манипуляции.

— Всё, программу поставил, — непонятно говорит он через две минуты. — Теперь рассосётся быстрее. Может, даже к утру.

— А что с её отцом, можете сказать? — так же вежливо спрашивает офицер-китаец парня-европейца.

— Я уже посмотрел. — Снова непонятно отвечает европеец. — Обычный нокаут. Глубокий. Сотрясение. Опасности для жизни нет. Наши скорую наверняка вызвали, пусть лучше лежит пока. Можете сказать женщинам, что он в безопасности и помощь в пути.

Офицер НОАК, с сомнением косясь на вытирающего руки о траву европейца, переводит его слова двум китаянкам. Которые неожиданно успокаиваются и застывают на месте, обняв друг друга.