— И ты собирался Ромкину душу каким-то мутным зельем проявлять, так? — уточнил я.

— Ты меня не недооценивай, я, все-таки, потомственный некромант из, между прочим, древнего и уважаемого рода, — Камориль приосанился. — И уж кое-что про механику довоенных чар знаю.

— В том-то и дело, что ты — некромант, а не зельевар, и даже не священник из ближайшей церкви Потерянного. Ты на живых людях это свое зелье тестировал вообще?

Я уставился на Камориль прямо, и, к моему удивлению, некромант отвел взгляд первым. Сказал, скуксившись:

— Ну, нет, на живых не проверял.

— Ну-ка озвучь-ка мне состав.

— Состав?

— Состав.

Камориль хмуро вздохнул. Скривился, покачал головой, еще раз вздохнул. Выдал, наконец:

— Ну, ладно-ладно, ну, полежит твой зверек потом недельки две в стационаре, — зато, какой опыт! Атмосфера! Гороховая каша больничная — она же прелесть, как хороша…

— Мы не будем использовать этот вариант, — отрезал я.

Камориль цыкнул. Ромка прочистил горло и тихонько пролепетал:

— В больницу я не хочу…

Мы с Камориль вместе уставились на паренька. Я — озадаченно, Камориль — раздосадованно.

— Но Пламенному Просвещению его тоже нельзя отдавать, — заметил некромант.

— Почему? — спросил я.

— Заберут!

— Да ну!

— Ну да! Я не думаю, что тут все просто… Вот, смотри, — Камориль оживился, — твой зверек говорит — «нить» и еще всякое. Это правда похоже на описание изнанки. Я читал об этом, когда сам был еще юн… по-настоящему юн, Вирамайна Мйар!

— Камориль, ближе к телу.

— Что-то подсказывает мне, что твой мальчишка зрит в корень, может, даже в изнанку безо всяких приспособлений и зелий. Эта способность, сама по себе — уникальный дар. А если он не только это может? Если он еще чего умеет в перспективе? Я лично такого ни у кого еще не встречал, но я слышал от коллег, еще до войны, о чем-то подобном… Это значит, что мальчишка не выдумывает. Но ни в какую гильдию его не отправишь, раз уж никто из современников не специализируется на подобном. Из наших с тобой знакомых интуитивно нащупывает струны только Марик, — но он уникум и изнанки не видит. Я могу видеть изнанку верхним левым, но смутно и тускло, если ничем себе не помогать, а струн не вижу вовсе. А этот твой зверек, вероятно, читает исходный код нашего бытия — как он есть.

— И что?

— Я тоже ничего не понял… — подал голос Ромка.

Камориль нам ничего не отвечал, сосредоточенно глядя куда-то в пустоту перед собой. Думает, что ли?.. Или вспоминает?..

Я тоже попытался собрать это все воедино — но тщетно. Решил уточнить:

— Так, хорошо. Камориль… А до войны… кто из магов довоенного времени видел эту твою изнанку? Кто души разглядывал? Как это все называется?

Камориль задумчиво постучал пальцем по подбородку.

— Специализации такой не было и нет, — наконец произнес он. — Все маги, так или иначе, работают с потаенной сутью вещей. До определенных событий в этом им помогали заклятия. То есть, при желании, изнанку мог посмотреть каждый, кто был способен прочесть пару древних заковыристых формул. Теперь этого подспорья нет. Вместе с умением читать заклятия мы потеряли возможность видеть эту самую потаенную суть, мы забыли теорию, мы утратили знания. Все, что осталось — интуитивная практика. Практика без теории превращает магию в ритуал. Мы — слепцы, по сути. Могу поспорить, что нынешнее поколение об изнанке даже не подозревает, а уж о видении ее и речи не идет. Впрочем, я не знаю, как там сейчас обстоят дела в столичном университете и филиалах, и чем они там вообще занимаются.