— Боюсь ошибиться.
— Все ошибаются.
— Верно, только цена ошибки у меня велика. Вернее, если мне за неё расплачиваться — не беда. А вот если другие…
— Тогда у тебя такой же комплекс, как и у Ивана: боишься сделать другим больно.
— Ну… — многозначительно протянул он, — можно и так сказать.
— Саш, ты же знал, что Ивана ранят, ведь так?..
Он посмотрел на меня, словно в душу заглянул. Всё указывает на это: и врачи в самолёте, и группа крови. Я бы могла решить, что он и о себе позаботился, только он не собирался с нами лететь.
— …Откуда?
— Один старец видение подкинул. В такой ответ поверишь? Или обойдёмся привычной теорией вероятности?
— Может, это и глупо, но я больше доверяю первому варианту. Ты не единственный в мире видишь вещие сны, у многих такое бывает. Только не все прислушиваются к ним, а потом сокрушаются, мол, чего я не обратил на это внимание?
— Хм… — Александр улыбнулся, по-доброму так. — Тебе пора отдохнуть…
«Понятно — вопросы неудобные стала задавать», — мелькнула у меня мысль перед тем, как я вырубилась.
Глава 40
Очнулась от того, что почувствовала, как меня несут. Первый вопрос, от которого душа холодела: жив ли Ваня?
— Жив, уже в операционной. — Осматриваюсь и понимаю: мы в больнице на базе дяди Егора, а Сашка меня на руках держит. — Может, воды принести? Или чаю?
Он опускает меня на кресло, и садится передо мной на корточки. Смотрю, у него рука в локте перевязана, значит, всё-таки переливание делали.
— Саш, ты применил ко мне гипноз?
— Прости, у меня не было выбора. Ты в положении, и ребёнку, если ты будешь нервничать, только навредит. Не обижайся, ладно?
— Я не обижаюсь. Мне это помогло, не дало свихнуться от горя. Но больше не нужно этого делать, я предпочитаю ясную голову.
— Хорошо. Ну так что, чаю или воды?
— Воды.
Сашка кивнул и, поднявшись, ушёл. А я не стала его дожидаться, встала и направилась к операционной, хочу быть как можно ближе к любимому. Я знала, куда его отвезли, мы тут с Сашкой бывали раз десять в детстве. Всё так же, как я и помню: стены в светло-бежевых тонах и пол из камня под мрамор чуть темнее, но того же оттенка. А вот и знакомая скамеечка, пусть немного в стороне от операционной, но ближе, чем я до этого находилась. Села на неё и замера в ожидании, поглядывая на часы. Не знаю, убрал ли Александр гипноз, но я словно в прострации нахожусь. Хорошо, что никого пока рядом нет, не смогу я сейчас разговаривать, пока не узнаю, что любовь мою спасли.
«Ваня… Милый мой Ванечка… Очень прошу, не бросай меня. Я же умру от тоски без тебя. — Нет, и на это я не имею права, частичка его во мне. — Отче, не бросай нас, недостойных, в трудный час, протяни руку помощи. Молю, Отче, спаси мужа и прости ему грехи вольные и невольные. Забери меня, после того как подарю жизнь нашему малышу. Забери… Но оставь мужа в живых, не отнимай у ребёнка отца».
Тяжко вздохнула, закрыв руками лицо. Я не знаю, какие слова ещё сказать, что предложить, чтобы он обратил свой взор на нас, чтобы услышал мою молитву.
— Дочка… — слышу голос папы, поднимаю на него взгляд. — Мне очень жаль, что так вышло. Будем надеяться, что всё обойдётся. И верить в лучшее.